Порой кажется, у всего своя судьба, и есть судьба тела, оно старится следуя судьбе, судьба сексуальности, и она проходит свои этапы, и своя судьба у интеллекта, и нужное знание приходит в нужный момент, а когда оно приходит раньше, оно откладывается, и осознается как личная истина в ту минуту, когда для этого наступает время, поэтому так случается, что ты чему-то научен, проинформирован, натаскан и начитан, но это не более, чем интеллектуальный рефлекс. Недавно я задал вопрос: "В чем, собственно, цель любви?" - и получил почти одни рефлексы, и сводились они к тому, что любовь - ни для чего, все в мире для любви, любовь сама себе ценность, и само ее переживание якобы обогащает человека и так далее. Хотя любовь может и разорять. И она бывает мучительной не только для того, кто любит безответно, но и тому, кого так любят. Никто не заметил, что любовь может быть обременительной, и многие влюбленные даже не думают постараться сделать счастливыми своих возлюбленных, их любовь угрюма, ухаживания неуклюжи, комплименты двусмысленны, и малейший шаг им навстречу вызывает у них припадки скучной ревности, а целью любви оказывается поселить возлюбленного в собственной тоске как в тюрьме. Любовь не является ценностью. Ценностью является даже не человек, а лучшее в человеке, и только лучший человек способен сделать своей любовью счастливым возлюбленного. Да, так вот. Цель любви совпадает с целью судьбы. И есть люди, целью любви которых является - сделать несчастным всех, кого они полюбят. Или самим сделаться несчастными от любви. Умный любит умно, ребенок - по-детски, а дурак - по-дурацки. Маньяк - по-маньяцки, например, Марк Чапмен, из всех поклонников самым страстным образом любивший Дж.Леннона. У каждой любви есть свой сценарий, и в любви нет ничего универсально ценного. Видимо, существует христианский страх, заставляющий интеллект пятиться при любой попытке сомнения в ценности любви, потому что "бог есть любовь", "любите врагов своих", "любови же не имам - ничтоже есмь" и так далее и тому подобное. А вот у К.Леонтьева в статье, кажется, что-то о речах Достоевского на могиле Пушкина, замечено, что любовь бывает к вещам, к делам, к идеям, к людям, и все эти сердечные склонности, совершенно различные по основанию своих объектов, тем не менее, называются одним словом, что запутывает картину донельзя. Но люди предпочитают не ворошить это осиное гнездо и отвечают интеллектуальными рефлексами, то есть, скорее музыкой и плохо артикулированным райским пением, нежели внятным и ответственным умственным усилием, которое не может не прийти к выводу, что любовь - это очевидный и опасный психоз. Иногда этого внятного усилия просто жаль, и понимаешь, что твой ответ намного умнее вопроса, и сама догадка ценнее, чем удовольствие от ее малотиражной публикации на этом проекте. Иногда, и я повторяюсь, отвечать просто не судьба. Не время для публичных откровений. Знаете, почему мы не помним большей части своих снов? Потому что это информация для служебного пользования. Кто-то внутри нас занят нашим развитием. В нас вложена программа, подобная пружине в часах, эта энергия должна сделаться работой, и она делается работой, и наше дело - не вмешиваться в работу, когда вмешательства не требуется. Иногда тайное никогда не становится явным и не должно становиться. И если публикуешь знание "для служебного пользования", оно изымается из твоей духовной судьбы, ты попросту сжигаешь его на костре тщеславия, превращая алмаз в пепел, превращаешь тайную истину в публичный блеск, и, конечно же, тут же получаешь награду свою - пшик, дымное шипение, когда горячая догадка погружается в холодную воду публичного равнодушия. Есть озарения, которыми надо озарять себя самого и свой личный путь, и герой Горького ошибался: сердце не надо рвать из груди, и тем более, превращать его в факел. В тайне бо живет человек, тайнам же несть числа. Мы имеем право на тайну, но забываем, что у нас есть и обязанности перед нею. Когда есть что сказать им - промолчи, чтобы осталось что сказать себе.