Школы

Помогите пожалуйста с литературой (Герой нашего времяни)

Каково отношение к преопределённости в судьбе у Вулича? у Печорина? у автора? У кого из них оно не однозначно и почему?
Это по фаталисту.
Ответа у вас не прошу, прошу лишь подтолкнуть меня в нужном направлении. Произведение прочитал, но ответить так просто не могу :(
Вспомним один эпизод из "Фаталиста". Печорин в темноте наталкивается на что-то толстое и мягкое, но при этом неживое. На дороге лежит свинья, которую разрубил шашкой пьяный казак, которого преследовали два других казака. Среди ночи к Печорину прибегают с известием о том, что казак зарубил Вулича, а потом заперся в пустой хате и никому не удается выманить его оттуда. Среди собравшихся находится и мать убийцы.
Печорин готов испытать судьбу. Есаул отвлекает казака, и Печорин прыгает в окно дома. Раздается выстрел, промах, казак схвачен.
В этой сцене Печорин находит в себе силы бросить своего рода вызов судьбе. Правда, вызов этот делается с опорой на точный расчет: кидаясь в окно хаты, где заперся казак-убийца, Печорин четко понимает, что его шансы увеличиваются и быстротой его действий, и тем, что убийцу отвлекает есаул. Но расчет его основан и на предопределении: Печорину предсказали "смерть от злой жены", а тот, кому суждено быть повешенным, не утонет.
Фатализм, о котором Печорин говорит с иронией, — "были некогда люди премудрые, думавшие, что светила небесные принимают участие в наших ничтожных спорах... " — в конечном итоге подтверждается поведением Вулича. Но Печорин не был бы самим собой, если бы не произвел собственный эксперимент, бросившись в дом к вооруженному казаку, навстречу выстрелу. .
Все эти события композиционно связаны и значительны. Как значительны слова героя, где сложность его характера выражена отчетливо: "Я люблю сомневаться во всем; это расположение ума не мешает решительности характера — напротив, что до меня касается, то я всегда смелее иду вперед, когда не знаю, что меня ожидает. Ведь хуже смерти ничего не случится — а смерти не минуешь! "
Надо сказать, что Лермонтова не зря сравнивали с Печориным. Он сомневался в справедливости тех социальных форм, по которым жило российское общество. Нападая на современников, он нападал и на себя самого, каким он был, пока шел со всеми по одной дороге.
Поручик Вулич имел "вид существа особенного, неспособного делиться мыслями и страстями с теми, которых судьба дала ему в товарищи". Именно он практически, при помощи заряженного пистолета доказывает Печорину предопределенность судьбы. Это не аргумент в пользу фатализма Вулича, а просто часть его жизненной философии. У Печорина же органично сливаются две противоречащие друг другу установки. Первая из них — "человек предполагает, а Бог располагает", вторая — "под лежачий камень вода не течет". Борьба с предопределением идет с помощью его самого.
Это равновесие, впрочем, очень шаткое, недаром роман заканчивается не мимолетным, а все нарастающим ощущением большого вопроса, ответ на который здесь, в этой жизни, вряд ли найдется.
Лермонтов показал Печорина как человека неординарного, умного, сильного волей, храброго. Кроме того, его отличает постоянное стремление к действию: Печорин не может удержаться на одном месте, в окружении одних и тех же людей. Не от этого ли он не может быть счастлив ни с одной женщиной? Печорин сам себе создает приключения, активно вмешиваясь в судьбу и жизнь окружающих, меняя ход вещей таким образом, что это приводит к взрыву, к столкновению. Он вносит в жизни людей свою отчужденность, свою тягу к разрушению.
Лермонтов не стремился вынести нравственный приговор Вуличу или Печорину. Он лишь с огромной силой показал все бездны человеческой души, лишенной веры, проникнутой скептицизмом и разочарованием.
Елена Данилова
Елена Данилова
54 128
Лучший ответ
Фатализм, о котором Печорин говорит с иронией, — "были некогда люди премудрые, думавшие, что светила небесные принимают участие в наших ничтожных спорах... " — в конечном итоге подтверждается поведением Вулича. Но Печорин не был бы самим собой, если бы не произвел собственный эксперимент, бросившись в дом к вооруженному казаку, навстречу выстрелу. .
Все эти события композиционно связаны и значительны. Как значительны слова героя, где сложность его характера выражена отчетливо: "Я люблю сомневаться во всем; это расположение ума не мешает решительности характера — напротив, что до меня касается, то я всегда смелее иду вперед, когда не знаю, что меня ожидает. Ведь хуже смерти ничего не случится — а смерти не минуешь! "
Поручик Вулич имел "вид существа особенного, неспособного делиться мыслями и страстями с теми, которых судьба дала ему в товарищи". Именно он практически, при помощи заряженного пистолета доказывает Печорину предопределенность судьбы. Это не аргумент в пользу фатализма Вулича, а просто часть его жизненной философии. У Печорина же органично сливаются две противоречащие друг другу установки. Первая из них — "человек предполагает, а Бог располагает", вторая — "под лежачий камень вода не течет". Борьба с предопределением идет с помощью его самого.
2) Вуличу присущи характерные для молодого поколения тридцатых годов девятнадцатого века духовная пассивность, чувство растворенности в собственной судьбе, утрата воли к жизни, «сильного наслаждения, которое встречает душа во всякой борьбе с людьми или с судьбою» . Отсюда странная болезненная игра героя со смертью. Всю свою жизнь Вулич стремился оказаться сильнее фатума.
Однако если Вулич, как истинный фаталист, действительно полностью вверяется року и полагается на предначертание, безо всяких приготовлений спускает курок пистолета в эпизоде у майора, то Печорин в подобных обстоятельствах действует совсем иначе. Он бросает в окно казаку – убийце, заранее продумав план действий и предусмотрев множество деталей.
Сопоставляя этих героев автор пытается решить вопрос человеческой свободы. Так, Печорин заявляет: «И если точно есть предопределение… , почему мы должны давать отчет в наших поступках? » Тем самый герой, в отличие от Вулича, выражает позицию духовно независимой личности, которая в своих мыслях и действиях опирается прежде всего на собственный разум и волю, а не сомнительные «небесные» предначертания. Одновременно с этим, отчет человека во всех своих словах и поступках в первую очередь перед самим собой увеличивает не только меру его личной свободы, но и личной ответственности – за жизнь свою, за судьбу мира.
Итак, введение Вулича в систему образов романа позволяет автору наиболее полно и достоверно изобразить социально – духовные противоречия тридцатых годов: его пассивность, слепую веру в избранность человека судьбой и, одновременно, действенную позицию части этого поколения в попытке противостоять предопределенности.