как в русской армии прозвали П. И. Багратиона и Баркая-де-толли (т. е 1812 год.) (прозвища, клички и т. д.)

Одним из слагаемых успеха в войне у Наполеона являются его талантливые маршалы. "La Grande Armee" ("Великой армии") командавали прославленные маршалы Наполеона, среди которых особенно выделялись трое: выдающийся стратег и администратор, рыцарски бескорыстный и суровый воин Луи Николя Даву; первоклассный тактик, герой всех кампаний Наполеона, получивший от своего императора прозвище "храбрейший из храбрых", Мишель Ней; начальник кавалерии Наполеона и вообще один из лучших кавалерийских военачальников Запада, виртуоз атаки и преследования Иоахим Мюрат.
Русский командный состав, хотя в целом и уступал наполеоновскому, был представлен к 1812 г. не только высокородными бездарностями, но и талантливыми генералами, которые могли поспорить с маршалами Наполеона. Первыми в ряду таких генералов (не считая оказавшегося в начале войны не у дел М. И. Кутузова) стояли Барклай и Багратион.
Михаил Богданович Барклай де Толли - потомок дворян из Шотландии, сын бедного армейского поручика - достиг высших чинов благодаря своим дарованиям, трудолюбию и доверию, которое с 1807 г. возымел к нему Александр I. Дальновидный и осмотрительный стратег, "мужественный и хладнокровный до невероятия" воин, "великий муж во всех отношениях" (так отзывались о нем Денис Давыдов, декабристы А. Н. Муравьев и М. А. Фонвизин) , Барклай, несмотря на все метаморфозы его прижизненной и посмертной славы, заслужил признание крупнейших умов России и Запада как "лучший генерал Александра" (К. Маркс и Ф. Энгельс) , "одно из замечательнейших в нашей истории" лиц (А. С. Пушкин) .
Но как всегда водится при неудача ищут виноватого и после первых неудачных месяцев войны все неудачи незаслуженно свалили на Барклая де Толли.
Почти все генералы и офицеры обеих армий исподтишка бранили и высмеивали Барклая де Толли, фамилию которого они переиначили в "Болтай да и только", как "немца" (всех вообще иностранцев называли тогда в России "немцами") и даже "изменщика". Среди солдат отношение к Барклаю как к "изменщику" было стихийно устойчивым, поскольку все "видели" неопровержимые "доказательства" его измены: Барклай "отдает Россию", а сам он "немец", значит - "изменщик".
Зловещая молва о Барклае расползалась не только в армии, но и в обществе - по всей России. Дворянские патриоты презирали его, царский двор третировал, alter ego царя Аракчеев ненавидел. В такой обстановке Барклай неуклонно, не теряя мужества, вопреки всем и вся, осуществлял свой стратегический план, что позволило сорвать первоначальные замыслы Наполеона, сохранить живую силу русской армии в самое трудное для нее время и тем самым предрешить благоприятный для России исход войны. Поэтому Барклай вправе был заявить, как он это сделал уже после оставления Москвы: "Я ввез колесницу на гору, а с горы она скатится сама, при малом руководстве".
Военачальником совсем иного типа был князь Петр Иванович Багратион - отпрыск царской династии Багратионов в Грузии, правнук царя Вахтанга VI, любимый ученик и сподвижник Суворова, "генерал по образу и подобию Суворова", как о нем говорили. Посредственный стратег, он тогда не имел себе равных в России как тактик, мастер атаки и маневра. Стремительный и неустрашимый, воин до мозга костей, кумир солдат, Багратион к 1812 г. был самым популярным из русских генералов. "Краса русских войск", - говорили о нем его офицеры. Г. Р. Державин многозначительно "уточнил" его фамилию: "Бог-рати-он". (с)