Первый всесоюзный съезд писателей

Итак, о Первом писательском съезде и вытекавших из него событиях знает теперь лишь узкий
круг филологов и историков. При этом старшее поколение помнит, сколько внимания уделялось
съезду как важнейшей вехе в истории отечественной литературы в советское время. Причем, не
только в 1930-е – по свежим следам – но и в 1950-60-70-е... Насколько вообще актуальна тема
Первого съезда сегодня? В данной статье автор постарается проследить, какие изменения
претерпевало значение съезда для отечественной культурной истории с 1930-х годов до
современности. Желающих подробнее ознакомиться с характером проведения самого съезда
рекомендуем, например, работу В.Э.Моциэнка [12].
Однако вернемся к тому, какое видение смыслов, целей, задач и вех задал сам съезд. Об этом с
первых слов попытался сказать М. Горький, открывая съезд на вечернем заседании 17 августа
1934 г. «Уважаемые товарищи, – обратился он к собравшимся в Колонном зале Дома Союзов, –
прежде, чем открыть первый за всю многовековую историю литературы съезд литераторов
советских социалистических республик, я – по праву председателя оргкомитета союза писателей
– разрешаю себе сказать несколько слов о смысле и значении нашего съезда. Значение это – в
том, что прежде распыленная литература всех наших народностей выступает как единое целое
перед лицом революционного пролетариата всех стран и перед лицом дружественных нам
революционных литераторов» [14; С. 1].
То есть, выходит так, что главное виделось Горькому в объединении литератур народов СССР –
как пример для революционного пролетариата и «революционных» литераторов во всем мире.
Звучит красиво, однако едва ли это действительно было главной целью созыва съезда и
создания Союза советских писателей, исходя из установки Ленина и политики партии. Но
обратимся вновь к выступлению основателя соцреализма. Далее, оговорившись, что единение не
ограничивается чисто географическим фактором, а означает также единство цели, Горький
продолжил: «Мы выступаем в эпоху всеобщего одичания, озверения и отчаяния буржуазии,
отчаяния в своем освещении ее идеологического бессилия, ее социального банкротства, в эпоху
провала всех кровавых попыток возвратиться путем фашизма к эпохе феодального
средневековья. Мы выступаем как судьи мира, обреченного на гибель, и как люди, утверждающие
подлинный гуманизм, гуманизм революционного пролетариата, гуманизм силы, призванной
историей освободить весь мир трудящихся от зависти, подкупа, от всех уродств, которые на
протяжении веков искажали людей труда. Мы – враги собственности, страшной и подлой богини
буржуазного мира, враги зоологического индивидуализма, утверждаемого религией этой богини.
Мы выступаем в стране, где пролетариат и крестьянство, руководимые партией Ленина,
завоевали право на развитие своих способностей и своих дарований и где рабочие и колхозники
ежедневно, разнообразно показывают свое умение пользоваться этим правом. Мы выступаем в
стране, освещенной гением Владимира Ильича Ленина, в стране, где неутомимо и
чудодейственно работает железная воля Иосифа Сталина (бурные, продолжительные
аплодисменты)» [14. С. 1].
Как видно, обещанной четкой формулировки цели Горький так и не дал, взамен произведя более
характерный для политического пропагандиста, чем для классика изящной словесности, пассаж
«революционной трескотни», как называл это Ленин. Смысл этой «хрии» с анафорами состоит в
том, что всюду все плохо, но у нас хорошо – благодаря Ленину и Сталину. И мы стоим надо всем
миром. «Мы судьи гибнущего мира» – это, пожалуй, уже в духе Игоря Северянина.