Ты помнишь детские года:
Слезы не знал я никогда;
Но тут я плакал без стыда.
Кто видеть мог? Лишь темный лес
Да месяц, плывший средь небес!
Озарена его лучом,
Покрыта мохом и песком,
Непроницаемой стеной
Окружена, передо мной
Была поляна. Вдруг во ней
Мелькнула тень, и двух огней
Промчались искры... и потом
Какой-то зверь одним прыжком
Из чащи выскочил и лег,
Играя, навзничь на песок.
То был пустыни вечный гость -
Могучий барс. Сырую кость
Он грыз и весело визжал;
То взор кровавый устремлял,
Мотая ласково хвостом,
На полный месяц, - и на нем
Шерсть отливалась серебром.
Я ждал, схватив рогатый сук,
Минуту битвы; сердце вдруг
Зажглося жаждою борьбы
И крови... да, рука судьбы
Меня вела иным путем...
Но нынче я уверен в том,
Что быть бы мог в краю отцов
Не из последних удальцов.



Я ждал. И вот в тени ночной
Врага почуял он, и вой
Протяжный, жалобный как стон
Раздался вдруг... и начал он
Сердито лапой рыть песок,
Встал на дыбы, потом прилег,
И первый бешеный скачок
Мне страшной смертью грозил...
Но я его предупредил.
Удар мой верен был и скор.
Надежный сук мой, как топор,
Широкий лоб его рассек...
Он застонал, как человек,
И опрокинулся. Но вновь,
Хотя лила из раны кровь
Густой, широкою волной,
Бой закипел, смертельный бой!



Ко мне он кинулся на грудь:
Но в горло я успел воткнуть
И там два раза повернуть
Мое оружье... Он завыл,
Рванулся из последних сил,
И мы, сплетясь, как пара змей,
Обнявшись крепче двух друзей,
Упали разом, и во мгле
Бой продолжался на земле.
И я был страшен в этот миг;
Как барс пустынный, зол и дик,
Я пламенел, визжал, как он;
Как будто сам я был рожден
В семействе барсов и волков
Под свежим пологом лесов.
Казалось, что слова людей
Забыл я - и в груди моей
Родился тот ужасный крик,
Как будто с детства мой язык
К иному звуку не привык...
Но враг мой стал изнемогать,
Метаться, медленней дышать,
Сдавил меня в последний раз...
Зрачки его недвижных глаз
Блеснули грозно - и потом
Закрылись тихо вечным сном;
Но с торжествующим врагом
Он встретил смерть лицом к лицу,
Как в битве следует бойцу! ..

Мои друзья щенка купить хотят:
Ребенок просит – дни и ночи напролет!
Щенку пять месяцев? Боюсь, не подойдет...
У них малыш, нужна игрушка для него,
А взрослый пес – тут неизвестно, кто кого...
За хвост ребеночек подергает шутя –
А пес возьмет да поцарапает дитя!
Нам нужен месячный, к чему я и клоню...
Как «слишком рано»? Да? Ну я перезвоню...»
«Я в Интернете объявление прочел:
Всем вашего щенка я предпочел!
Глаза какие! И окрасище какой!
А сколько стоит? Сколько тысяч?!!! Боже мой...
Ну да, порода... содержание... меню...Что, все так дорого?! Ну я перезвоню...»
«Питомник? Здравствуйте! Мне срочно нужен щен!
По фотографии – такой вполне сойдет.
Он с документами? С прививками? Тогда
Я к вам подъеду. Продиктуйте-ка, куда.
Как, это пригород? Ужасно далеко...
Нет, я с машиной, и добраться мне легко.
Но извините, я чуть-чуть повременю...
Еще подумаю – и вам перезвоню»...
...С недавних пор я ненавижу телефон.
Саму традицию обмена номерами,
Звонки будильника и офисный трезвон,
Игру созвучьями в ущерб игре словами.
Который раз – кто с аппарата, кто с трубыМне дарит радость ожиданья перезвона.
Да, эта песня всем заводчикам знакома!
И это «я перезвоню» – глупее не придумать фразы...
а щен раскинет лапки и урчит:
«Погладь мне пузо, я как раз наелся мяса.
В конце концов мои глаза – как угольки,
Я натурально рыже-белого окраса
И ты же знаешь – просто так не продаюсь!
Мой нежный плюш не для любителей дерюги.
Я без хозяина остаться не боюсь!
Щенка красивей не найти во всей округе,
А уж тем паче в этой чертовой дыре,
Где бродят помеси бульдога с носорогом...
Давай-ка лучше поучаствуешь в игре –
Со мной за мячиком побегаешь немного...»
...Сиди, заводчик, в ожидании звонков,
Считая «прибыль» загребущими руками...
Зарплата съедена рекламой всех щенков,
Аванс и премия – самими же щенками...
Но нос не вешай! – лучше хлебушка кусни.
И будь уверен, что не все еще пропало,
Ведь вот мешок стоит «Royal Canin» и
Щены ластятся, наевшись до отвала!

Мои друзья щенка купить хотят:
Ребенок просит – дни и ночи напролет!
Щенку пять месяцев? Боюсь, не подойдет...
У них малыш, нужна игрушка для него,
А взрослый пес – тут неизвестно, кто кого...
За хвост ребеночек подергает шутя –
А пес возьмет да поцарапает дитя!
Нам нужен месячный, к чему я и клоню...
Как «слишком рано»? Да? Ну я перезвоню...»
«Я в Интернете объявление прочел:
Всем вашего щенка я предпочел!
Глаза какие! И окрасище какой!
А сколько стоит? Сколько тысяч?!!! Боже мой...
Ну да, порода... содержание... меню...Что, все так дорого?! Ну я перезвоню...»
«Питомник? Здравствуйте! Мне срочно нужен щен!
По фотографии – такой вполне сойдет.
Он с документами? С прививками? Тогда
Я к вам подъеду. Продиктуйте-ка, куда.
Как, это пригород? Ужасно далеко...
Нет, я с машиной, и добраться мне легко.
Но извините, я чуть-чуть повременю...
Еще подумаю – и вам перезвоню»...
...С недавних пор я ненавижу телефон.
Саму традицию обмена номерами,
Звонки будильника и офисный трезвон,
Игру созвучьями в ущерб игре словами.
Который раз – кто с аппарата, кто с трубыМне дарит радость ожиданья перезвона.
Да, эта песня всем заводчикам знакома!
И это «я перезвоню» – глупее не придумать фразы...
а щен раскинет лапки и урчит:
«Погладь мне пузо, я как раз наелся мяса.
В конце концов мои глаза – как угольки,
Я натурально рыже-белого окраса
И ты же знаешь – просто так не продаюсь!
Мой нежный плюш не для любителей дерюги.
Я без хозяина остаться не боюсь!
Щенка красивей не найти во всей округе,
А уж тем паче в этой чертовой дыре,
Где бродят помеси бульдога с носорогом...
Давай-ка лучше поучаствуешь в игре –
Со мной за мячиком побегаешь немного...»
...Сиди, заводчик, в ожидании звонков,
Считая «прибыль» загребущими руками...
Зарплата съедена рекламой всех щенков,
Аванс и премия – самими же щенками...
Но нос не вешай! – лучше хлебушка кусни.
И будь уверен, что не все еще пропало,
Ведь вот мешок стоит «Royal Canin» и
Щены ластятся, наевшись до отвала!

Мои друзья щенка купить хотят:
Ребенок просит – дни и ночи напролет!
Щенку пять месяцев? Боюсь, не подойдет...
У них малыш, нужна игрушка для него,
А взрослый пес – тут неизвестно, кто кого...
За хвост ребеночек подергает шутя –
А пес возьмет да поцарапает дитя!
Нам нужен месячный, к чему я и клоню...
Как «слишком рано»? Да? Ну я перезвоню...»
«Я в Интернете объявление прочел:
Всем вашего щенка я предпочел!
Глаза какие! И окрасище какой!
А сколько стоит? Сколько тысяч?!!! Боже мой...
Ну да, порода... содержание... меню...Что, все так дорого?! Ну я перезвоню...»
«Питомник? Здравствуйте! Мне срочно нужен щен!
По фотографии – такой вполне сойдет.
Он с документами? С прививками? Тогда
Я к вам подъеду. Продиктуйте-ка, куда.
Как, это пригород? Ужасно далеко...
Нет, я с машиной, и добраться мне легко.
Но извините, я чуть-чуть повременю...
Еще подумаю – и вам перезвоню»...
...С недавних пор я ненавижу телефон.
Саму традицию обмена номерами,
Звонки будильника и офисный трезвон,
Игру созвучьями в ущерб игре словами.
Который раз – кто с аппарата, кто с трубыМне дарит радость ожиданья перезвона.
Да, эта песня всем заводчикам знакома!
И это «я перезвоню» – глупее не придумать фразы...
а щен раскинет лапки и урчит:
«Погладь мне пузо, я как раз наелся мяса.
В конце концов мои глаза – как угольки,
Я натурально рыже-белого окраса
И ты же знаешь – просто так не продаюсь!
Мой нежный плюш не для любителей дерюги.
Я без хозяина остаться не боюсь!
Щенка красивей не найти во всей округе,
А уж тем паче в этой чертовой дыре,
Где бродят помеси бульдога с носорогом...
Давай-ка лучше поучаствуешь в игре –
Со мной за мячиком побегаешь немного...»
...Сиди, заводчик, в ожидании звонков,
Считая «прибыль» загребущими руками...
Зарплата съедена рекламой всех щенков,
Аванс и премия – самими же щенками...
Но нос не вешай! – лучше хлебушка кусни.
И будь уверен, что не все еще пропало,
Ведь вот мешок стоит «Royal Canin» и
Щены ластятся, наевшись до отвала!

Поэты живут. И должны оставаться живыми.
Пусть верит перу жизнь, как истина в черновике.
Поэты в миру оставляют великое имя,
затем, что у всех на уме - у них на языке.
Но им все трудней быть иконой в размере оклада.
Там, где, судя по паспортам - все по местам.
Дай Бог им пройти семь кругов беспокойного лада,
По чистым листам, где до времени - все по устам.

Поэт умывает слова, возводя их в приметы
подняв свои полные ведра внимательных глаз.
Несчастная жизнь! Она до смерти любит поэта.
И за семерых отмеряет. И режет. Эх, раз, еще раз!
Как вольно им петь. И дышать полной грудью на ладан...
Святая вода на пустом киселе неживой.
Не плачьте, когда семь кругов беспокойного лада
Пойдут по воде над прекрасной шальной головой.

Пусть не ко двору эти ангелы чернорабочие.
Прорвется к перу то, что долго рубить и рубить топорам.
Поэты в миру после строк ставят знак кровоточия.
К ним Бог на порог. Но они верно имут свой срам.
Поэты идут до конца. И не смейте кричать им - Не надо!
Ведь Бог... Он не врет, разбивая свои зеркала.
И вновь семь кругов беспокойного, звонкого лада
глядят Ему в рот, разбегаясь калибром ствола.

Шатаясь от слез и от счастья смеясь под сурдинку,
свой вечный допрос они снова выводят к кольцу.
В быту тяжелы. Но однако легки на поминках.
Вот тогда и поймем, что цветы им, конечно, к лицу.
Не верте концу. Но не ждите иного расклада.
А что там было в пути? Метры, рубли...
Неважно, когда семь кругов беспокойного лада
позволят идти, наконец, не касаясь земли.

Ну вот, ты - поэт... Еле-еле душа в черном теле.
Ты принял обет сделать выбор, ломая печать.
Мы можем забыть всех, что пели не так, как умели.
Но тех, кто молчал, давайте не будем прощать.
Не жалко распять, для того, чтоб вернуться к Пилату.
Поэта не взять все одно ни тюрьмой, ни сумой.
Короткую жизнь. Семь кругов беспокойного лада
Поэты идут. И уходят от нас на восьмой.

ГРИГОЛ ОРБЕЛИАНИ. «МУХАМБАЗИ».

О царица, до могилы я — невольник бедный твой,
Хоть убей меня, светило, я — невольник бедный твой.
Ты идешь — я за тобою: я — невольник бедный твой,
Ты глядишь — я за спиною: я — невольник бедный твой!
И шепчу я сам с собою: «Чем тебе я нехорош?»

Только я глаза закрою — предо мною ты встаешь!
Только я глаза открою — над ресницами плывешь!

Словно тополь шелестящий стан твой нежный для меня,
Светит радугой блестящей стан твой нежный для меня,
Блещут молнией небесной эти очи для меня,
Дышат розою прелестной эти губы для меня.
Если б мог тебя спросить я: «Ты когда ко мне придешь?»

Только я глаза закрою — предо мною ты встаешь!
Только я глаза открою — над ресницами плывешь!

Семь дорог на нашем поле — все они к тебе бегут!
Смутны думы поневоле — все они к тебе бегут!
Растерял свои слова я — все они к тебе бегут!
Позабыл свои дела я — все они к тебе бегут!
Хоть бы раз меня спросила: «Что с тобою? Как живешь?»

Только я глаза закрою — предо мною ты встаешь!
Только я глаза открою — над ресницами плывешь!

Хоть и плачу неустанно, ведь не спросят: «Кто такой?»
Ах, беда нам, друг сердечный, ведь не спросят: «Кто такой?»
Может, еле уж дышу я, — ведь не спросят: «Кто такой?»
Может, еле уж брожу я, — ведь не спросят: «Кто такой?»
Только ты, моя царица, боль души моей поймешь!

Только я глаза закрою — предо мною ты встаешь!
Только я глаза открою — над ресницами плывешь!

Поезжай-ка в Ортачалы, посмотри, каков я есть!
Как ударим мы в цимбалы, посмотри, каков я есть!
Тамада в дыму табачном, посмотри, каков я есть!
Молодец в бою кулачном, посмотри, каков я есть!
Как посмотришь — так полюбишь, как полюбишь — подойдешь.

Только я глаза закрою — предо мною ты встаешь!
Только я глаза открою — над ресницами плывешь!

Перевод Н. Заболоцкого.

Сергей Есенин ПИСЬМО ОТ МАТЕРИ
Чего же мне
Еще теперь придумать,
О чем теперь
Еще мне написать?
Передо мной
На столике угрюмом
Лежит письмо,
Что мне прислала мать.
Она мне пишет:
«Если можешь ты,
То приезжай, голубчик,
К нам на святки.
Купи мне шаль,
Отцу купи порты,
У нас в дому
Большие недостатки.
Мне страх не нравится,
Что ты поэт,
Что ты сдружился
127
С славою плохою.
Гораздо лучше б
С малых лет
Ходил ты в поле за сохою.
Стара я стала
И совсем плоха,
Но если б дома
Был ты изначала,
То у меня
Была б теперь сноха
И на ноге
Внучонка я качала.
Но ты детей
По свету растерял,
Свою жену
Легко отдал другому,
И без семьи, без дружбы,
Без причал
Ты с головой
Ушел в кабацкий омут.
Любимый сын мой,
Что с тобой?
Ты был так кроток,
Был ты так смиренен.
И говорили все наперебой:
Какой счастливый
Александр Есенин!
128
В тебе надежды наши
Не сбылись,
И на душе
С того больней и горьше,
Что у отца
Была напрасной мысль,
Чтоб за стихи
Ты денег брал побольше.
Хоть сколько б ты
Ни брал,
Ты не пошлешь их в дом,
И потому так горько
Речи льются,
Что знаю я
На опыте твоем:
Поэтам деньги не даются.
Мне страх не нравится,
Что ты поэт,
Что ты сдружился
С славою плохою.
Гораздо лучше б
С малых лет
Ходил ты в поле за сохою.
Теперь сплошная грусть,
Живем мы, как во тьме.
У нас нет лошади.
Но если б был ты в доме,
129
То было б все,
И при твоем уме —
Пост председателя
В волисполкоме.
Тогда б жилось смелей,
Никто б нас не тянул,
И ты б не знал
Ненужную усталость.
Я б заставляла
Прясть
Твою жену,
А ты как сын
Покоил нашу старость».
............
Я комкаю письмо,
Я погружаюсь в жуть.
Ужель нет выхода
В моем пути заветном?
Но все, что думаю,
Я после расскажу.
Я расскажу

Ну, здравствуйте, мои родные люди!
Лишь вами сердце дышит и живёт.
Мы с вами плакать никогда не будем,
В какой бы нас ни ввергли переплёт!
Вот говорю вам: Мы не будем плакать,
А слёзы сами начинают капать…
Бывает ли ещё больнее боли,
Чем видеть Русь свою в тревогах и слезах?!
Вот почему Душа и плачет поневоле,
И потому слеза – на образах!
Пречистая Сама весь век страдает
От бессердечия безбожников Земли.
Но красота Её не увядает,
И вьюги к храмам путь не замели.
Не надо мчаться над землёй на самолёте,
А нужно Русь паломником пройти!
Как Гоголь говорит: «Вы горше не найдёте
Людских страданий на своём пути».
Вам Русь откроется по-детски откровенно
Глазами мальчика с протянутой рукой,
Слезами девочки, и вечно и мгновенно
В обнимку с нищенством, сумою и тоской.
Да, здесь, на поле, далеко до рая,
Да, здесь открытые и ветрам и снегам
Зияют брошенные избы и сараи,
Где счёта не было загонам и стогам…
А там, где тучные стада недавно были,
Две-три бурёнки хилых на полях,
А реки обмелели и остыли.
Где были сёла – запустенье, прах…
Неужто Русь в бегах? Толпится на вокзалах…
Давно заброшен БАМ… Куда теперь маршрут?
О, Русь, Ты многое о жизни рассказала,
Скажи ещё, что люди не умрут,
Что умирает только трус или ленивец,
Что нам не даст погибнуть наш талант,
И не плясать смертям на нашей ниве,
Поскольку наш народ – Поэт и Музыкант,
Умелец, мастер, фантазёр, лесничий,
И лесоруб, и плотник, и шахтёр.
И потому, как Данте с Беатриче,
Россия с Богом живы, до сих пор!
Бог любит Русь! И Русь не уничтожат
Ни зарубежные хапуги, ни свои!
Россия выживет и, став ещё моложе.
Поднимет значимость Отчизны и семьи!

Когда вода всемирного потопа
Вернулась вновь в границы берегов,
Из пены уходящего потока
На берег тихо выбралась любовь
И растворилась в воздухе до срока,
А срока было сорок сороков.

И чудаки - еще такие есть -
Вдыхают полной грудью эту смесь.
И ни наград не ждут, ни наказанья,
И, думая, что дышат просто так,
Они внезапно попадают в такт
Такого же неровного дыханья...

Только чувству, словно кораблю,
Долго оставаться на плаву,
Прежде чем узнать, что "я люблю",-
То же, что дышу, или живу!

И вдоволь будет странствий и скитаний,
Страна Любви - великая страна!
И с рыцарей своих для испытаний
Все строже станет спрашивать она.
Потребует разлук и расстояний,
Лишит покоя, отдыха и сна...

Но вспять безумцев не поворотить,
Они уже согласны заплатить.
Любой ценой - и жизнью бы рискнули,
Чтобы не дать порвать, чтоб сохранить
Волшебную невидимую нить,
Которую меж ними протянули...

Свежий ветер избранных пьянил,
С ног сбивал, из мертвых воскрешал,
Потому что, если не любил,
Значит, и не жил, и не дышал!

Но многих захлебнувшихся любовью,
Не докричишься, сколько не зови...
Им счет ведут молва и пустословье,
Но этот счет замешан на крови.
А мы поставим свечи в изголовье
Погибшим от невиданной любви...

Их голосам дано сливаться в такт,
И душам их дано бродить в цветах.
И вечностью дышать в одно дыханье,
И встретиться со вздохом на устах
На хрупких переправах и мостах,
На узких перекрестках мирозданья...

Я поля влюбленным постелю,
Пусть поют во сне и наяву!
Я дышу - и значит, я люблю!
Я люблю - и, значит, я живу!

Сегодня был звонок последний в школе,
И стала взрослой маленькая дочь.
О юность! Я опять тобою болен,
Но вряд ли доктора сумеют здесь помочь.
Поеду снова в Царское Село -
Туда, где до прозрачности светло.

Уже прошло лет тридцать после детства,
Уже душою всё трудней раздеться,
Уже всё чаще хочется гулять
Не за столом, а старым тихим парком,
В котором в сентябре уже не жарко,
Где молодости листья не сулят,
Где молодости листья не сулят.

Уже старушки кажутся родными,
А девочки - как куклы заводные,
И Моцарта усмешка всё слышней.
Уже уходят за полночь соседи,
Не выпито вино, и торт не съеден,
И мусор выносить иду в кашне.

В дом наш как-то туча забрела
И стекла со стекла.
Мы свои дожди переживём,
Я да ты, вдвоём.

Уже прошло лет двадцать после школы,
И мир моих друзей уже не молод,
Не обошли нас беды стороной.
Но ночь темна, а день, как прежде, светел,
Растут у нас и вырастают дети,
Пусть наша осень станет их весной.

Уже прошло лет десять после свадеб,
Уже не мчимся в гости на ночь глядя,
И бабушек приходим навестить
На день рожденья раз, и раз в день смерти,
А в третий раз, когда сжимает сердце
Желание внучатами побыть.

Уже прошло полжизни после свадеб,
Друзья, не расходитесь, Бога ради,
Уже нам в семьях не до перемен.
И пусть порой бывает очень туго,
Но всё же попривыкли мы друг к другу,
Оставим Мельпомене горечь сцен,
Давайте не стесняться старых стен.

В дом наш как-то туча забрела
И стекла со стекла.
Мы свои дожди переживём,
Я да ты, вдвоём.
Сейчас это созвучно!

10-летний мальчик – Лев Протасов из Екатеринбурга написал стихотворение, которое вызвало бурю эмоций у учителей и читателей. Вы его прочитайте не спеша, а потом поразмышляйте: на каких книжках, игрушках, фильмах, мультиках, надо воспитывать своих детей, чтобы они в 10 лет писали такие шедевры, имели такой высокий уровень осознанности в своей жизни и ощущали личную ответственность за судьбу своей Родины?

Мал ещё, но рассудить я в силе,
И никто меня не упрекнёт — Нет страны, прекраснее России!
Этот вывод знаю наперёд!
Вырасту — поезжу я по миру.
И уверен, к берегам Родным,
Будет тяга непреодолимой,
Хоть откуда — но вернусь я к ним!
Потому, что Русский я по Духу!
Потому, что Русь — моя Земля!
Потому, что Мать моя — Славянка И меня в России родила!
Потому, что здесь мой дом и школа!
Дед, Отец и все мои друзья,
Русская, любимая Природа,
Речь родная, здесь моя Семья!
Потому, что Прадед мой по крови За Россию нашу — в землю лёг!
Подвиг наших воинов-героев Знаю — помнит не один народ!
От чумы коричневой всю Землю Русские солдаты сберегли.
Не подвластен подвиг их забвенью. Поклонюсь им в пояс до земли!
«Псы» сейчас на Мать-Россию лают
Вместе с ней я эту боль приму.
Вырасту, окрепну, возмужаю И тебе, Родная, помогу!
Ты сейчас немного приболела,
Ничего, Россиюшка, крепись!
Как и прежде на меня надейся, Не сдавайся, Матушка, — держись!
Встанешь ты — великой и могучей, Расцветёшь, как яблонька весной!
Для меня ты будешь самой лучшей! Самой ненаглядной и Родной!

Николай Некрасов
Тройка
Что ты жадно глядишь на дорогу
В стороне от весёлых подруг?
Знать, забило сердечко тревогу -
Всё лицо твоё вспыхнуло вдруг.
И зачем ты бежишь торопливо
За промчавшейся тройкой вослед?..
На тебя, подбоченясь красиво,
Загляделся проезжий корнет.
На тебя заглядеться не диво,
Полюбить тебя всякий не прочь:
Вьётся алая лента игриво
В волосах твоих, чёрных как ночь;
Сквозь румянец щеки твоей смуглой
Пробивается лёгкий пушок,
Из-под брови твоей полукруглой
Смотрит бойко лукавый глазок.
Взгляд один чернобровой дикарки,
Полный чар, зажигающих кровь,
Старика разорит на подарки,
В сердце юноши кинет любовь.
Поживёшь и попразднуешь вволю,
Будет жизнь и полна и легка...
Да не то тебе пало на долю:
За неряху пойдёшь мужика.
Завязавши под мышки передник,
Перетянешь уродливо грудь,
Будет бить тебя муж-привередник
И свекровь в три погибели гнуть.
От работы и чёрной и трудной
Отцветёшь, не успевши расцвесть,
Погрузишься ты в сон непробудный,
Будешь няньчить, работать и есть.
И в лице твоём, полном движенья,
Полном жизни - появится вдруг
Выраженье тупого терпенья
И бессмысленный, вечный испуг.
И схоронят в сырую могилу,
Как пройдёшь ты тяжёлый свой путь,
Бесполезно угасшую силу
И ничем не согретую грудь.
Не гляди же с тоской на дорогу
И за тройкой вослед не спеши,
И тоскливую в сердце тревогу
Поскорей навсегда заглуши!
Не нагнать тебе бешеной тройки:
Кони крепки и сыты и бойки,-
И ямщик под хмельком, и к другой
Мчится вихрем корнет молодой...

Эдуард Асадов
Дорожите счастьем
Дорожите счастьем, дорожите!
Замечайте, радуйтесь, берите
Радуги, рассветы, звезды глаз —
Это все для вас, для вас, для вас.
Услыхали трепетное слово —
Радуйтесь. Не требуйте второго.
Не гоните время. Ни к чему.
Радуйтесь вот этому, ему!

Сколько песне суждено продлиться?
Все ли в мире может повториться?
Лист в ручье, снегирь, над кручей вяз…
Разве будет это тыщу раз!

На бульваре освещают вечер
Тополей пылающие свечи.
Радуйтесь, не портите ничем
Ни надежды, ни любви, ни встречи!

Лупит гром из поднебесной пушки.
Дождик, дождь! На лужицах веснушки!
Крутит, пляшет, бьет по мостовой
Крупный дождь, в орех величиной!

Если это чудо пропустить,
Как тогда уж и на свете жить?!
Все, что мимо сердца пролетело,
Ни за что потом не возвратить!

Хворь и ссоры временно отставьте,
Вы их все для старости оставьте
Постарайтесь, чтобы хоть сейчас
Эта «прелесть» миновала вас.

Пусть бормочут скептики до смерти.
Вы им, желчным скептикам, не верьте —
Радости ни дома, ни в пути
Злым глазам, хоть лопнуть, — не найти!

А для очень, очень добрых глаз
Нет ни склок, ни зависти, ни муки.
Радость к вам сама протянет руки,
Если сердце светлое у вас.

Красоту увидеть в некрасивом,
Разглядеть в ручьях разливы рек!
Кто умеет в буднях быть счастливым,
Тот и впрямь счастливый человек!

И поют дороги и мосты,
Краски леса и ветра событий,
Звезды, птицы, реки и цветы:
Дорожите счастьем, дорожите!

Я, как поезд,
что мечется столько уж лет
между городом Да
и городом Нет.
Мои нервы натянуты,
как провода,
между городом Нет
и городом Да!

Все мертво, все запугано в городе Нет.
Он похож на обитый тоской кабинет.
По утрам натирают в нем желчью паркет.
В нем диваны - из фальши, в нем стены -
из бед.
В нем глядит подозрительно каждый портрет.
В нем насупился замкнуто каждый предмет.
Черта с два здесь получишь ты добрый совет,
или, скажем, привет, или белый букет.
Пишмашинки стучат под копирку ответ:
"Нет-нет-нет...
Нет-нет-нет...
нет-нет-нет..."
А когда совершенно погасится свет,
начинают в нем призраки мрачный балет.
Черта с два -
хоть подохни -
получишь билет,
чтоб уехать из черного города Нет...

Ну, а в городе Да - жизнь, как песня дрозда.
Этот город без стен, он - подобье гнезда.
С неба просится в руки любая звезда.
Просят губы любые твоих без стыда,
бормоча еле слышно: "А,- все ерунда..." -
и сорвать себя просит, дразня, резеда,
и, мыча, молоко предлагают стада,
и ни в ком подозрения нет ни следа,
и куда ты захочешь, мгновенно туда
унесут поезда, самолеты, суда,
и, журча, как года, чуть лепечет вода:
"Да-да-да...
Да-да-да...
Да-да-да..."
Только скучно, по правде сказать, иногда,
что дается мне столько почти без труда
в разноцветно светящемся городе Да...

Пусть уж лучше мечусь
до конца моих лет
между городом Да
и городом Нет!
Пусть уж нервы натянуты,
как провода,
между городом Нет
и городом Да!

Вдоль маленьких домиков белых
акация душно цветет.
Хорошая девочка Лида
на улице Южной живет.

Ее золотые косицы
затянуты, будто жгуты.
По платью, по синему ситцу,
как в поле, мелькают цветы.

И вовсе, представьте, неплохо,
что рыжий пройдоха апрель
бесшумной пыльцою веснушек
засыпал ей утром постель.

Не зря с одобреньем веселым
соседи глядят из окна,
когда на занятия в школу
с портфелем проходит она.

В оконном стекле отражаясь,
по миру идет не спеша
хорошая девочка Лида.
Да чем же она хороша?

Спросите об этом мальчишку,
что в доме напротив живет.
Он с именем этим ложится
и с именем этим встает.

Недаром на каменных плитах,
где милый ботинок ступал,
"Хорошая девочка Лида",-
в отчаяньи он написал.

Не может людей не растрогать
мальчишки упрямого пыл.
Так Пушкин влюблялся, должно быть,
так Гейне, наверно, любил.

Он вырастет, станет известным,
покинет пенаты свои.
Окажется улица тесной
для этой огромной любви.

Преграды влюбленному нету:
смущенье и робость - вранье!
На всех перекрестках планеты
напишет он имя ее.

На полюсе Южном - огнями,
пшеницей - в кубанских степях,
на русских полянах - цветами
и пеной морской - на морях.

Он в небо залезет ночное,
все пальцы себе обожжет,
но вскоре над тихой Землею
созвездие Лиды взойдет.

Пусть будут ночами светиться
над снами твоими, Москва,
на синих небесных страницах
красивые эти слова.

Вы помните,
Вы все, конечно, помните,
Как я стоял,
Приблизившись к стене,
Взволнованно ходили вы по комнате
И что-то резкое
В лицо бросали мне.
Вы говорили:
Нам пора расстаться,
Что вас измучила
Моя шальная жизнь,
Что вам пора за дело приниматься,
А мой удел -
Катиться дальше, вниз.
Любимая!
Меня вы не любили.
Не знали вы, что в сонмище людском
Я был, как лошадь, загнанная в мыле,
Пришпоренная смелым ездоком.
Не знали вы,
Что я в сплошном дыму,
В развороченном бурей быте
С того и мучаюсь, что не пойму -
Куда несет нас рок событий.
Лицом к лицу
Лица не увидать.
Большое видится на расстоянье.
Когда кипит морская гладь,
Корабль в плачевном состоянье.
Земля - корабль!
Но кто-то вдруг
За новой жизнью, новой славой
В прямую гущу бурь и вьюг
Ее направил величаво.
Ну кто ж из нас на палубе большой
Не падал, не блевал и не ругался?
Их мало, с опытной душой,
Кто крепким в качке оставался.
Тогда и я
Под дикий шум,
Но зрело знающий работу,
Спустился в корабельный трюм,
Чтоб не смотреть людскую рвоту.
Тот трюм был -
Русским кабаком.
И я склонился над стаканом,
Чтоб, не страдая ни о ком,
Себя сгубить
В угаре пьяном.
Любимая!
Я мучил вас,
У вас была тоска
В глазах усталых:
Что я пред вами напоказ
Себя растрачивал в скандалах.
Но вы не знали,
Что в сплошном дыму,
В развороченном бурей быте
С того и мучаюсь,
Что не пойму,
Куда несет нас рок событий...

Вдоль маленьких домиков белых
акация душно цветет.
Хорошая девочка Лида
на улице Южной живет.

Ее золотые косицы
затянуты, будто жгуты.
По платью, по синему ситцу,
как в поле, мелькают цветы.

И вовсе, представьте, неплохо,
что рыжий пройдоха апрель
бесшумной пыльцою веснушек
засыпал ей утром постель.

Не зря с одобреньем веселым
соседи глядят из окна,
когда на занятия в школу
с портфелем проходит она.

В оконном стекле отражаясь,
по миру идет не спеша
хорошая девочка Лида.
Да чем же она хороша?

Спросите об этом мальчишку,
что в доме напротив живет.
Он с именем этим ложится
и с именем этим встает.

Недаром на каменных плитах,
где милый ботинок ступал,
"Хорошая девочка Лида",-
в отчаяньи он написал.

Не может людей не растрогать
мальчишки упрямого пыл.
Так Пушкин влюблялся, должно быть,
так Гейне, наверно, любил.

Он вырастет, станет известным,
покинет пенаты свои.
Окажется улица тесной
для этой огромной любви.

Преграды влюбленному нету:
смущенье и робость - вранье!
На всех перекрестках планеты
напишет он имя ее.

На полюсе Южном - огнями,
пшеницей - в кубанских степях,
на русских полянах - цветами
и пеной морской - на морях.

Он в небо залезет ночное,
все пальцы себе обожжет,
но вскоре над тихой Землею
созвездие Лиды взойдет.

Пусть будут ночами светиться
над снами твоими, Москва,
на синих небесных страницах
красивые эти слова.

отрывок из произведения Ломоносова "Мцыри" Я ждал. И вот в тени ночной
Врага почуял он, и вой
Протяжный, жалобный как стон
Раздался вдруг... и начал он
Сердито лапой рыть песок,
Встал на дыбы, потом прилег,
И первый бешеный скачок
Мне страшной смертью грозил...
Но я его предупредил.
Удар мой верен был и скор.
Надежный сук мой, как топор,
Широкий лоб его рассек...
Он застонал, как человек,
И опрокинулся. Но вновь,
Хотя лила из раны кровь
Густой, широкою волной,
Бой закипел, смертельный бой!

Ко мне он кинулся на грудь:
Но в горло я успел воткнуть
И там два раза повернуть
Мое оружье... Он завыл,
Рванулся из последних сил,
И мы, сплетясь, как пара змей,
Обнявшись крепче двух друзей,
Упали разом, и во мгле
Бой продолжался на земле.
И я был страшен в этот миг;
Как барс пустынный, зол и дик,
Я пламенел, визжал, как он;
Как будто сам я был рожден
В семействе барсов и волков
Под свежим пологом лесов.
Казалось, что слова людей
Забыл я - и в груди моей
Родился тот ужасный крик,
Как будто с детства мой язык
К иному звуку не привык...
Но враг мой стал изнемогать,
Метаться, медленней дышать,
Сдавил меня в последний раз...
Зрачки его недвижных глаз
Блеснули грозно - и потом
Закрылись тихо вечным сном;
Но с торжествующим врагом
Он встретил смерть лицом к лицу,
Как в битве следует бойцу! ..

Я не унижусь пред тобою;
Ни твой привет, ни твой укор
Не властны над моей душою.
Знай: мы чужие с этих пор.
Ты позабыла: я свободы
Для зблужденья не отдам;
И так пожертвовал я годы
Твоей улыбке и глазам,
И так я слишком долго видел
В тебе надежду юных дней
И целый мир возненавидел,
Чтобы тебя любить сильней.
Как знать, быть может, те мгновенья,
Что протекли у ног твоих,
Я отнимал у вдохновенья!
А чем ты заменила их?
Быть может, мыслею небесной
И силой духа убежден,
Я дал бы миру дар чудесный,
А мне за то бессмертье он?
Зачем так нежно обещала
Ты заменить его венец,
Зачем ты не была сначала,
Какою стала наконец!
Я горд!- прости! люби другого,
Мечтай любовь найти в другом;
Чего б то ни было земного
Я не соделаюсь рабом.
К чужим горам, под небо юга
Я удалюся, может быть;
Но слишком знаем мы друг друга,
Чтобы друг друга позабыть.
Отныне стану наслаждаться
И в страсти стану клясться всем;
Со всеми буду я смеяться,
А плакать не хочу ни с кем;
Начну обманывать безбожно,
Чтоб не любить, как я любил,-
Иль женщин уважать возможно,
Когда мне ангел изменил?
Я был готов на смерть и муку
И целый мир на битву звать,
Чтобы твою младую руку -
Безумец!- лишний раз пожать!
Не знав коварную измену,
Тебе я душу отдавал;
Такой души ты знала ль цену?
Ты знала - я тебя не знал!
Лермонтов М.Ю.

их много. Допустим.
Луны ущербный лик встаёт из-за холмов,
В лесу продрогший фавн играет на сопелке,
Упившийся в соплю бухгалтер Иванов
Бредёт сквозь лес к своей летающей тарелке.
Он не бухгалтер – нет, он чужезвёздный гость,
Застрявший навсегда среди российских весей.
Он космолёт разбил, и здесь ему пришлось
Всерьёз овладевать нужнейшей из профессий.
В колхозе "Путь зари" нет мужика важней,
В колхозе у него участок и домина,
Машина "Жигули", курятник, шесть свиней,
Жена-ветеринар и прочая скотина.
Чего ещё желать? Казалось бы, живи,
Работай, веселись, культурно развивайся,
Читай "Декамерон", смотри цветной ТиВи
А то в драмтеатр на выходной смотайся.
Но нет, грызёт тоска инопланетный ум,
Обилие скота не радует, не греет,
Искусство и ТиВи не возбуждают дум,
Бухгалтер Иванов пьёт водку и звереет.
Как волк голодный он, в полночный небосвод
Вперяет иногда тоскливые гляделки
И принявши стакан, потом другой, идёт
Безбожно матерясь к летающей тарелке.
Укрытые от глаз ветвями и землёй
Останки корабля покоятся в овраге
Куда упал со звёзд когда-то наш герой,
Сломав хребет своей космической коняге.
И плачет Иванов, и воет и рычит
Пиная сапогом постылую планету
И глядя на него вселенная молчит...
Лишь одинокий фавн играет тихо где-то .