Если руки в принципе ловкие, просто выросли неправильно, может быть это крылья?

Ловкие руки


У кого-то дело мастера боялось, здесь же минуя дело, мастера боялись даже инструменты. Иван был не из робкого десятка и верил, что любой труд ему по плечу. Он считал себя детиной опытным во многих промыслах, просто ему чуть-чуть не везло. Но в подмастерья идти было поздно и откровенно стыдно, потому пришлось пробовать свои силы наугад в разных ремесленных артелях. Когда его погнали из кузницы он подался к лесорубам. Там сразу не заладилось, и он поспешил испытать себя на мельнице. Немного погодя, Иван бегал по полю весь белый от муки. Распугивая ворон и зайцев, он старался не слышать летевшую ему вслед брань. Но больше прочих Ивану досталось от конюха Прохора. Дворовые гуси, куда же без них, принимали участие в этой забаве. Раскинув крылья и вытянув шеи, они норовили ущипнуть Ивана побольней. Дородная деваха Любка, дочь Ореста Петровича, опершись локтями на подоконник, лениво улыбалась, глядя на то, как Прохор во главе гусиной стаи плетью гонял дурня по двору. Теперь, после стольких невзгод оставался ему лишь аскетичный путь развития. Сидя у себя в светёлке, Иван решил начать с малого, и вздумалось ему вырезать свистульку, для чего он взял в ловкие руки отцовскую клюкарзу. Даже специально сложно было так изранить всего себя. Это он ещё не добрался до сарая, где в исторической прохладе былых сражений хранились старые боевые трофеи: пехотная пика, двуручная секира, ржавый турецкий шамшир и тяжёлый осадный лук. Последний лежал отдельно, а значит, и освоить его предстояло в первую очередь.

— Это боевое устройство я использую для охоты и удивлю всех. Они утрутся, увидев какую добычу я приволок из лесу домой.

Он представил, как вокруг добытого им оленя собрались все недавние обидчики, и разводя руками одобрительно ворчали. Глаза его зорко сверкнули. Иван повесил через плечо лук, затем колчан со стрелами и шагнул за порог.

Подойдя к границам охотничьих угодий, Иван огляделся. Сейчас он отметил для себя, как щедро природа наградила многоцветьем все части мира и больше других отдала красок облакам, нарисовав их на небе с особой любовью.

Искать добычу долго не пришлось. Олень не прятался от Ивана впрочем, как и остальные обитатели леса.

Что было сил, Иван натянул тетиву лука и прицелился. Красивым его одинокий силуэт на фоне туманного леса оставался не долго. Неожиданно олень повернул голову в сторону охотника. Ивана шатнуло куда-то вбок, он оступился и стал беспомощно кривляться. Неуклюжая борьба с самим собой вскоре заставила его ослабить пальцы, и тугая тетива дрогнула, издав низкое глухое тремоло. Дальнейшее произошло так быстро, как если бы стрелу подгонял дух злого половецкого кочевника, несколько веков назад сложившего в этих краях голову на поле брани. Просвистев у Ивана над самым ухом, стрела обвилась вокруг его тела, затем скользнула вниз и вонзилась в ногу.

Не зря этой ночью Иван видел сон, где он целовал змею, называя при этом царевной скользкую от слизи рептилию. Болотная гадюка ползала по нему и всё никак не могла сделать выбор, куда его укусить? Как говорится - сон в руку, вернее в ногу.

Стрелок испуганно глянул на оленя, после чего медленно перевёл взгляд в то место, из которого насмешливо торчала стрела. Стая жирных куропаток, напуганная громким протяжным криком, сорвалась с пахоты, и сделав пару кругов в небе, лениво опустилась чуть поодаль.