Собачье сердце. Булгаков.

Шариков длинно вздохнул и стал ловить куски осетрины в густом соусе.
– Я еще водочки выпью, – заявил он вопросительно.
– А не будет ли вам? – осведомился Борменталь. – Вы в последнее время слишком
налегаете на водку.
– Вам жалко? – осведомился Шариков и глянул исподлобья.
– Глупости говорите... – вмешался суровый Филипп Филиппович, но Борменталь его
перебил:
– Не беспокойтесь, Филипп Филиппович, я сам. Вы, Шариков, чепуху говорите, и
возмутительнее всего то, что говорите ее безапелляционно и уверенно. Водки мне, конечно, не
жаль, тем более что она и не моя, а Филиппа Филипповича. Просто это – вредно. Это раз, а
второе – вы и без водки держите себя неприлично.
Борменталь указал на заклеенный буфет.
– Зинуша, дайте мне, пожалуйста, еще рыбы.
Шариков тем временем потянулся к графинчику и, покосившись на Борменталя, налил
рюмочку.
– И другим надо предложить, – сказал Борменталь, – и так: сперва Филиппу Филипповичу,
затем мне, а в заключение – себе.
Шариковский рот тронула едва заметная сатирическая улыбка, и он разлил водку по
рюмкам.
– Вот все у нас как на параде, – заговорил он, – салфетку туда, галстух – сюда, да
«извините», да «пожалуйста», «мерси», а так, чтобы по-настоящему, – это нет. Мучаете себя,
как при царском режиме.
– А как это «по-настоящему» – позвольте осведомиться?
Шариков на это ничего не ответил Филиппу Филипповичу, а поднял рюмку и произнес:
– Ну, желаю, чтоб всё...
– И вам также, – с некоторой иронией отозвался Борменталь.
Шариков выплеснул водку в глотку, сморщился, кусочек хлебца поднес к носу, понюхал, а
затем проглотил, причем глаза его налились слезами.
– Стаж, – вдруг отрывисто и как бы в забытьи проговорил Филипп Филиппович.
Борменталь удивленно покосился:
– Виноват?..
– Стаж, – повторил Филипп Филиппович и горько качнул головой, – тут уж ничего не
поделаешь! Клим!..
Борменталь с чрезвычайным интересом остро вгляделся в глаза Филиппа Филипповича.
– Вы полагаете, Филипп Филиппович?
– Нечего и полагать. Уверен в этом.
– Неужели... – начал Борменталь и остановился, покосившись на Шарикова. Тот
подозрительно нахмурился.
– Spater... – негромко сказал Филипп Филиппович.
– Gut , – отозвался ассистент.


Что этим "стаж" хотел сказать Преображенский? Что качество Клима как алоголика да и все остальные плохие передались Шарикову?