Мистический дар писателя М. Волошина, как ему удалось увидеть Москву 90-х, в каких произведениях описано

Волошин видел каждого конкретного человека через призму мифа. Или же можно сказать, что именно миф был его любимой (если не единственной) гносеологической категорией, когда речь шла о познании личности. Особый интуитивный дар Волошина (назвать ли его ясновидением, фантазией или способностью вчувствования в ближнего) помогал ему узреть то неповторимое ядро, вечное начало человеческой души, вокруг которого затем как бы естественно возникал мифологический образ. Так или иначе, Волошин был как в творчестве, так и в жизни вдохновенным мифотворцем.

И прежде всего в мифологическом свете Волошин видел самого себя, хотя, конечно, сравнение себя с Зевсом было для него поэтической игрой. Когда в 1913 г. он писал: «Я узнаю себя в чертах / Отриколийского кумира (т. е. бюста Зевса, найденного при раскопках в Отриколи (Италия) . – Н. Б. ) / По тайне благостного мира / На этих мраморных устах» , – то это была попытка «вчувствования» в мраморные черты божества с целью прикоснуться к его бессмертной жизни. Заметим, что окружающие также подмечали удивительное сходство Волошина с изображениями Зевса. А когда в 1909 г. польский скульптор Э. Виттиг вылепил в Париже бюст Волошина, то взору поэта предстал «некий бог» , «иной и похожий» на него, его «двойник» /»Ты из камня...» , 1911 г.) .

В ряде стихотворений Волошин конструирует свой образ в качестве, так сказать, космического человека, намекая на то, что он помнит своё существование до рождения, и даже описывая его. В стихотворении 1903 г. «По ночам, когда в тумане... » он представляет себя великаном, шествующим над звездами по Вселенной с прикованным к ноге, словно незримой цепью, земным шаром.
Волошин разделял древнее гностическое представление о возможности воплощения, вочеловечения существ ангельских иерархий, – разделял или хотя бы творчески использовал. Весьма интересно Волошин применяет его для поэтического осмысления судеб двух любимых на Руси исторических лиц – «отца» старообрядчества протопопа Аввакума (ХVII в. ) и преподобного Серафима Саровского (XVIII-XIX вв.) .

Речь идет о волошинском диптихе, включающем поэмы «Протопоп Аввакум» (1918 г. ) и «Святой Серафим» (I9I9-I929 гг.) . Героизм великого защитника старой веры и сверхъестественное подвижничество Саровского – пустынника возводятся Волошиным к тому обстоятельству, что в двух этих представителях русского народа, по его мнению, в действительности были воплощены существа ближайших к Богу небесных иерархий. (8) Жития Аввакума и Серафима под пером Волошина превращаются в мифы.

В знаменитом памятнике древнерусской литературы «Житие протопопа Аввакума, написанное им самим» повествуется об огненной проповеди мятежного протопопа, направленной против церковных реформаторов (в числе которых были царь и патриарх) , и осуждении его на огненную смерть: протопоп закончил свою жизнь на костре, о чем в приписке к «Житию» сообщают его последователи. Эти два биографических момента побуждают Волошина распознать в лице Аввакума воплощение некоего высокого «огненного» , близкого к Богу духа. Поэма «Протопоп Аввакум» начинается с изображения Царства Божиего, «небесного Иерусалима» где в световых кольцах Божественной славы угадывается непостижимая Троица. Бог создает человека «по образу и по подобию огня небесного» , и при этом изрекается его земная миссия: «Поди: вочеловечься / И опаляй огнём! » Заканчивается же поэма возвращением того, кто прошел по земле страдальческим путем Аввакума, на «огненном корабле» (в пламени костра) на его небесную родину: таков мифологический смысл казни мятежника. Невозможно было сильнее возвеличить этого, действительно, поразительного человека, чем это сделал Волошин, превратив его биографию в гностический миф.

Поэма «Святой Серафим» , как и поэма об Аввакуме, написана древнерусским белым стихом, практически ритмической прозой. В глазах мифотворца Волошина Серафима роднит с Аввакумом то, что оба они – воплощения великих огненных духов.