Какие стихи с библийными сюжетами вы знаете?

А. С. Пушкин

ГАВРИИЛИАДА

ПОЭМА

Воистину еврейки молодой
Мне дорого душевное спасенье.
Приди ко мне, прелестный ангел мой,
И мирное прими благословенье.
Спасти хочу земную красоту!
Любезных уст улыбкою довольный,
Царю небес и господу-Христу
Пою стихи на лире богомольной.
Смиренных струн, быть может, наконец
Ее пленят церковные напевы,
И дух святой сойдет на сердце девы;
Властитель он и мыслей и сердец.. .
Дальше-здесь

Рахиль

И служил Иаков за Рахиль семь лет;
и они показались ему за несколько дней,
потому что он любил ее.
Книга Бытия

И встретил Иаков в долине Рахиль,
Он ей поклонился, как странник бездомный.
Стада подымали горячую пыль,
Источник был камнем завален огромным.

Он камень своею рукой отвалил
И чистой водою овец напоил.
Но стало в груди его сердце грустить,
Болеть, как открытая рана.

И он согласился за деву служить
Семь лет пастухом у Лавана.
Рахиль! Для того, кто во власти твоей,
Семь лет — словно семь ослепительных дней.

Но много премудр сребролюбец Лаван,
И жалость ему незнакома.
Он думает: каждый простится обман
Во славу Лаванова дома.

И Лию незрячую твердой рукой
Приводит к Иакову в брачный покой.
Течет над пустыней высокая ночь,
Роняет прохладные росы,

И стонет Лаванова младшая дочь,
Терзая пушистые косы.
Сестру проклинает, и Бога хулит,
И ангелу смерти явиться велит.

И снится Иакову сладостный час:
Прозрачный источник долины,
Веселые взоры Рахилиных глаз
И голос ее голубиный:

Иаков, не ты ли меня целовал
И черной голубкой своей называл?

1921

Лотова жена

Жена же Лотова оглянулась позади его
и стала соляным столпом.
Книга Бытия

И праведник шел за посланником Бога,
Огромный и светлый, по черной горе.
Но громко жене говорила тревога:
Не поздно, ты можешь еще посмотреть
На красные башни родного Содома,
На площадь, где пела, на двор, где пряла,
На окна пустые высокого дома,
Где милому мужу детей родила.

Взглянула — и, скованы смертною болью,
Глаза ее больше смотреть не могли;
И сделалось тело прозрачною солью,
И быстрые ноги к земле приросли.
Кто женщину эту оплакивать будет?
Не меньшей ли мнится она из утрат?
Лишь сердце мое никогда не забудет
Отдавшую жизнь за единственный взгляд.

1922 — 1924

Мелхола

Но Давида полюбила.. . дочь Саула, Мелхола.
Саул думал: отдам ее за него, и она будет ему сетью.
Первая книга Царств

И отрок играет безумцу царю,
И ночь беспощадную рушит,
И громко победную кличет зарю,
И призраки ужаса душит.

И царь благосклонно ему говорит:
«Огонь в тебе, юноша, дивный горит,
И я за такое лекарство
Отдам тебе дочку и царство» .

А царская дочка глядит на певца,
Ей песен не нужно, не нужно венца,
В душе ее скорбь и обида,
Но хочет Мелхола — Давида.

Бледнее, чем мертвая; рот ее сжат;
В зеленых глазах исступленье;
Сияют одежды, и стройно звенят
Запястья при каждом движенье.

Как тайна, как сон, как праматерь Лилит.. .
Не волей своею она говорит:
«Наверно, с отравой мне дали питье,
И мой помрачается дух.

Бесстыдство мое! Униженье мое!
Бродяга! Разбойник! Пастух!
Зачем же никто из придворных вельмож,
Увы, на него не похож?

А солнца лучи.. . а звезды в ночи.. .
А эта холодная дрожь... »

1922 - 1961

"библейскими". Бог Вам не дал.

Я бы добавил
"Пророк" Пушкина.
Картина, изображенная Пушкиным, в нескольких мелких деталях восходит к VI главе Книги Исаии в библии (шестикрылый Серафим с горящим углем в руке) .
Духовной жаждою томим,
В пустыне мрачной я влачился, --
И шестикрылый серафим
На перепутье мне явился.
Перстами легкими как сон
Моих зениц коснулся он.
Отверзлись вещие зеницы,
Как у испуганной орлицы.
Моих ушей коснулся он, --
И их наполнил шум и звон:
И внял я неба содроганье,
И горний ангелов полет,
И гад морских подводный ход,
И дольней лозы прозябанье.
И он к устам моим приник,
И вырвал грешный мой язык,
И празднословный и лукавый,
И жало мудрыя змеи
В уста замершие мои
Вложил десницею кровавой.
И он мне грудь рассек мечом,
И сердце трепетное вынул,
И угль, пылающий огнем,
Во грудь отверстую водвинул.
Как труп в пустыне я лежал,
И бога глас ко мне воззвал:
"Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею моей,
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей".

И ещё вот это:

"Мать".

Смеркается. Казнён. С Голгофы отвалив,
спускается толпа, виясь между олив,
подобно медленному змию;
и матери глядят, как под гору, в туман
увещевающий уводит Иоанн
седую, страшную Марию.

Уложит спать ее и сам приляжет он,
и будет до утра подслушивать сквозь сон
ее рыданья и томленье.
Что, если у неё остался бы Христос
и плотничал, и пел? Что, если этих слёз
не стоит наше искупленье?

Воскреснет Божий Сын, сияньем окружён;
у гроба, в третий день, виденье встретит жён,
вотще купивших ароматы;
светящуюся плоть ощупает Фома,
от веянья чудес земля сойдет с ума,
и будут многие распяты.

Мария, что тебе до бреда рыбарей!
Неосязаемо над горестью твоей
дни проплывают, и ни в третий,
ни в сотый, никогда не вспрянет он на зов,
твой смуглый первенец, лепивший воробьёв
на солнцепёке, в Назарете.

В. Набоков

Далила.

Силен и бесстрашен и непобедим никак он.
Я видела с башен костры его бивуаков.
Со всех вижу башен, кругом его злое войско.
Мужья, братья наши погибнут завтра геройски.

Но нет нам спасенья, не одолеть его силу.
Какое решенье придумать, чтоб помнил Далилу?
Пусть только признает, найдется слабое место.
Меня принимает, блудницу или невесту.

Силен, ну и что же; как выведать – знаю! – тайну,
Расслабясь на ложе, расскажет! Ведь не случайно
Глаза мои – звезды, звенят и пляшут браслеты.
Пока не так поздно, я вырву лаской победу.

Так вот твоя сила! – волос золотая грива!
Я нож наточила, искусно спрятан на диво.
Три взмаха – остригла! Беспомощен, как младенец,
Потеряна сила, и войску некуда деться.

Самсон, ты закован, не можешь грозить бедою.
Я слышала снова глумливый смех над тобою.
Любой недоносок над ним издеваться волен
И прямо, и косо. Самсона ли это доля?

Силен был и ярист, в шатре лампада мерцала…
Ах, жаркий румянец, как в сердце кровь застучала!
Самсон, это что мне? – никто ведь не замечает.

Я им не напомню, что волосы – отрастают…