Успешно ли прошла операция у Преображенского по возвращению Шарикова в лоно собачьей стаи? см. Губайловского-Стратоновско

го.
Доброй ночи, Литература!

Что же теперь? Псом покорным
Я лежу на ковре,
у гардины, в тоскливом тепле
Сдох во мне человек,
и течет век посмертный,
Век беспросветный, собачий
Это стихотворение парадоксально. Шариков, превращенный в собаку, не может
сказать ничего подобного — вместе с человеческим обликом он утратил
человеческую память. У Стратановского особый Шариков — помнящий себя
человеком, помнящий свет, который он видел, и в этом-то весь ужас его
существования. Другие собаки живут себе весело да славно, они всегда были
собаками, и для них беспросветный вой этой странной собаки непонятен и дик.
Живет в тепле и холе, чего воет, откуда такая
Тоска.. . опять тоска.. .
И блеклый солнца луч
Не обнадежит мозг,
не озарит внезапно
вещей привычных
внутреннюю ночь
Из какой-то бездонной сердцевины отчаяния поднимается его исковерканная
нечеловеческая речь. И не понимают его собаки и никогда понять не смогут —
не были они людьми и никогда не будут. Человек, очнувшийся в собаке Шарике,
вспомнивший себя, полный этой мукой, этим воспоминанием-знанием, и есть
герой-автор “Тьмы дневной”. Эта книга — поэзия очнувшегося сознания, точно
знающего, чего оно хочет, но не могущего ни назвать, ни тем более достичь
желаемого. И тем не менее это мучительное воскресенье духа, который
прорезывается, “как зуб из-под припухших десен” (Ходасевич) . Болезнь духа,
который учится говорить:
В утесненьи могучем
во тьме океана дремучего
В мерзком чреве китовом
дар говоренья громового
И борения словом
обретает пророк неуверенный
Божьих велений бегущий Владимир Губайловский. ВОСКРЕСЕНИЕ ШАРИКОВА «Новый Мир» 2001, №7

Я возложил на себя написанье поэмы, и я высоко буду чтить свое обязательство. Как тот, кто, узнав о начале великого дела, предпринятого по обету, берется текст написать и толкование текста, и об этом его Ассамблея Дарителей просит, ибо сей труд — призванье его. И не знает никто, где и когда принимается он за работу; вам скажут, что это было в квартале, где живут живодеры, а быть может, в квартале литейщиков — в час народного бунта — между колоколами, призывающими к тушенью огней, и барабанами гарнизонной побудки.. . Анри Сен-Жон Перс. Перевод М. Ваксмахера Створы