Каким великим книгам посвящены стихи известных поэтов?

В.. Брюсов
О, Книга книг! Кто не изведал,
В своей изменчивой судьбе,
Как ты целишь того, кто предал
Свой утомлённый дух - тебе!
В чреде видений неизменных,
Как совершенна и чиста -
Твоих страниц проникновенных
Младенческая простота!
Не меркнут образы святые,
Однажды вызваны тобой:
Пред Евой - искушенье змия,
С голубкой возвращённой - Ной!
Все в страшный час, в горах, застыли
Отец и сын, костёр сложив;
Жив облик женственной Рахили,
Израиль-богоборец - жив!
И кто, житейское отбросив,
Не плакал, в детстве, прочитав,
Как братьев обнимал Иосиф
На высоте честей и слав!
Кто проникал, не пламенея,
Веков таинственную даль,
Познав сиянье Моисея,
С горы несущего скрижаль!
Резец, и карандаш, и кисти,
И струны, и певучий стих -
Ещё светлей, ещё лучистей
Творят ряд образов твоих!
Какой поэт, какой художник
К тебе не приходил, любя:
Еврей, христианин, безбожник,
Все, все учились у тебя!
И столько мыслей гениальных
С тобой невидимо слиты:
Сквозь блеск твоих страниц кристальных
Нам светят гениев мечты.
Ты вечно новой, век за веком,
За годом год, за мигом миг,
Встаёшь - алтарь пред человеком,
О Библия! о Книга книг!
Ты - правда тайны сокровенной,
Ты - откровенье, ты - завет,
Всевышним данный всей вселенной
Для прошлых и грядущих лет!

Владимир Высоцкий
Мой Гамлет
Я только малость объясню в стихе,
На все я не имею полномочий.. .
Я был зачат, как нужно, во грехе, -
В поту и нервах первой брачной ночи.

Я знал, что отрываясь от земли, -
Чем выше мы, тем жестче и суровей.
Я шел спокойно прямо в короли
И вел себя наследным принцем крови.

Я знал - все будет так, как я хочу.
Я не бывал внакладе и в уроне.
Мои друзья по школе и мечу
Служили мне, как их отцы - короне.

Не думал я над тем, что говорю,
И с легкостью слова бросал на ветер -
Мне верили и так, как главарю,
Все высокопоставленные дети.

Пугались нас ночные сторожа,
Как оспою, болело время нами.
Я спал на кожах, мясо ел с ножа
И злую лошадь мучил стременами.

Я знал, мне будет сказано: "Царуй! " -
Клеймо на лбу мне рок с рожденья выжег,
И я пьянел среди чеканных сбруй.
Был терпелив к насилью слов и книжек.

Я улыбаться мог одним лишь ртом,
А тайный взгляд, когда он зол и горек,
Умел скрывать, воспитанный шутом.
Шут мертв теперь: "Аминь! " Бедняга! Йорик!

Но отказался я от дележа
Наград, добычи, славы, привилегий.
Вдруг стало жаль мне мертвого пажа.. .
Я объезжал зеленые побеги.

Я позабыл охотничий азарт,
Возненавидел и борзых, и гончих,
Я от подранка гнал коня назад
И плетью бил загонщиков и ловчих.

Я видел - наши игры с каждым днем
Все больше походили на бесчинства.
В проточных водах по ночам, тайком
Я отмывался от дневного свинства.

Я прозревал, глупея с каждым днем,
Я прозевал домашние интриги.
Не нравился мне век и люди в нем
Не нравились. И я зарылся в книги.

Мой мозг, до знаний жадный как паук,
Все постигал: недвижность и движенье.
Но толка нет от мыслей и наук,
Когда повсюду им опроверженье.

С друзьями детства перетерлась нить, -
Нить Ариадны оказалась схемой.
Я бился над вопросом "быть, не быть",
Как над неразрешимою дилеммой.

Но вечно, вечно плещет море бед.
В него мы стрелы мечем - в сито просо,
Отсеивая призрачный ответ
От вычурного этого вопроса.

Зов предков слыша сквозь затихший гул,
Пошел на зов, - сомненья крались с тылу,
Груз тяжких дум наверх меня тянул,
А крылья плоти вниз влекли, в могилу.

В непрочный сплав меня спаяли дни -
Едва застыв, он начал расползаться.
Я пролил кровь, как все, и - как они,
Я не сумел от мести отказаться.

А мой подъем пред смертью - есть провал.
Офелия! Я тленья не приемлю.
Но я себя убийством уравнял
С тем, с кем я лег в одну и ту же землю.

Я, Гамлет, я насилье презирал,
Я наплевал на Датскую корону.
Но в их глазах - за трон я глотку рвал
И убивал соперника по трону.

Но гениальный всплеск похож на бред,
В рожденьи смерть проглядывает косо.
А мы все ставим каверзный ответ
И не находим нужного вопроса.

....
Высокой страсти не имея
Для звуков жизни не щадить,
Не мог он ямба от хорея,
Как мы ни бились, отличить.
Бранил Гомера, Феокрита;
Зато читал Адама Смита
И был глубокой эконом,
То есть умел судить о том,
Как государство богатеет,
И чем живет, и почему
Не нужно золота ему,
Когда простой продукт имеет.
Отец понять его не мог
И земли отдавал в залог.
....
(А. Пушкин Евгений Онегин")

Кавалер де Грие, напрасно
Вы мечтаете о прекрасной,
Самовластной, в себе не властной,
Сладострастной своей Манон.
Вереницею вольной, томной
Мы выходим из ваших комнат.
Дольше вечера нас не помнят.
Покоритесь, таков закон.
Мы приходим из ночи вьюжной,
Нам от вас ничего не нужно,
Кроме ужина. И жемчужин.
И еще, быть может, души.
Долг и честь, кавалер, условность.
Дай Вам Бог целый полк любовниц.
Изъявляя при сем готовность,
Страстно любящая Вас М.
М Цветаева

"(...)Абсурдность происходящего была ясна композитору уже во время самого совещания в ЦК ВКП (б) , и, возможно, тогда же сразу возникла мысль о пародийном «дублировании» этого партийного судилища над искусством. Во всяком случае, сегодня, когда нам уже известен «Антиформалистический раек» , совершенно по-новому читаются последние фразы выступления Шостаковича на совещании. Фразы, на первый взгляд абсолютно невинные: «Мне хотелось бы получить текст выступления товарища Жданова, — сказал композитор. — Знакомство с этим замечательным документом может нам дать очень много в нашей работе. » Очень скоро он получил этот документ, и это, действительно, очень много ему дало. Уже в начале лета 1948 года Шостакович играл и пел некоторым своим самым близким друзьям новое сатирическое сочинение «о борьбе реализма и формализма в музыке» .

Идея сатирического осмеяния своих всесильных «учителей» естественно вызывала в памяти опыт боготворимого им Мусоргского — его музыкальный памфлет «Классик» и особенно «Раек» , в котором выставлены были на всеобщее обозрение композиторы и музыкальные деятели — консерваторы. Но «Антиформалистический раек» Шостаковича — прежде всего пародия на бесчисленные погромные мероприятия (митинги, собрания, совещания и т. п.) , обличающие формалистов, космополитов, вейсманистов-морганистов, кибернетиков, генетиков, литературных перерожденцев, отщепенцев-невозвращенцев, словом, на «пятиминутки ненависти» по Оруэлу. Протокольный ритуал этих идеологических действ — с «ведущим» , который поочередно представляет ораторов, и внимающей публикой — всерьез воспроизводил сценарий народного ярмарочного райка с зазывающим Дедом-раешником, который веселым и крепким словцом описывает своих «героев» . Однако музыкальному действию у Шостаковича предшествует «ученое» предисловие «От издательства» , нечто вроде доклада (на московской премьере 13 мая 1989 года его читал Михаил Козаков) *. Целое, благодаря этому, получало двухчастную форму официального мероприятия: сначала торжественная часть, потом — художественная, сначала доклад, потом концерт, сначала лекция, потом кино. Наконец, издание своего сатирического сочинения Шостакович задумал как пародию на известные пропагандистские издания типа «В помощь изучающим «Краткий курс истории ВКП (б)» , «В помощь изучающим марксистско-ленинскую эстетику» и т. п. ** И получилось, как и положено: на титуле шапка «В помощь изучающим» , затем «теоретическое» введение от издательства, далее избранные фрагменты из первоисточников, а в заключение — вопросы для самопроверки.

Либретто композитор сочинял сам и, как видно из сохранившихся черновых автографов, делал это с большим тщанием, многократно переделывая текст, скрупулезно подбирая максимально точные слова. Шостакович любил говаривать, что он не писатель, не умеет писать, не владеет литературным слогом и т. д. Между тем, он был великий читатель.
Идея сатирического осмеяния своих всесильных «учителей» естественно вызывала в памяти опыт боготворимого им Мусоргского — его музыкальный памфлет «Классик» и особенно «Раек» , в котором выставлены были на всеобщее обозрение композиторы и музыкальные деятели — консерваторы. Но «Антиформалистический раек» Шостаковича — прежде всего пародия на бесчисленные погромные мероприятия (митинги, собрания, совещания и т. п.) , обличающие формалистов, космополитов, вейсманистов-морганистов, кибернетиков, генетиков, литературных перерожденцев, отщепенцев-невозвращенцев, словом, на «пятиминутки ненависти» по Оруэлу. (...)"
М. Якубов, "Очищающий смех".

"..я, например, на свете Лучшей книгой считаю кодекс уголовный наш. " - В. С. Высоцкий.

"Мастер и Маргарита"

Вадим Егоров «Патриаршие пруды»

Патриаршие пруды, утки около воды замерли,
Ветер песенку поет, уткам грезится полет за море.
Уткам скоро улетать, здесь так холодно и так голодно,
Над прудами тает день, тает день, витает тень Воланда.

К Патриаршему пруду на скамеечку приду к бабушкам.
Ни русалок, ни наяд - лишь стареющий ноябрь рядышком.
В свете меркнущего дня вдруг опутает меня оторопь,
И проступят из воды бывшей Козьей слободы контуры.

И уже я не живу, и как будто наяву снится мне,
Что, летя в желанный ад, Маргарита кружит над Сивцевым,
Хвост поднявши, словно меч, Бегемот толкает речь тронную,
И прогнулась у стены под пятой у Сатаны Бронная.

От подобнейших чудес может, кто бы и полез на стену,
Для меня же благодать - да вот только не видать Мастера.
В той долине теневой да пребудут для него зорькие
Патриаршие пруды, как награда за труды горькие.

...Вечер, отходя ко сну, красной по небу мазнул краскою.
Оградят ли от беды Патриаршие пруды нас с тобой?
Оцарапав, как иглой, что-то на сердце легло камушком -
То ли вспомнил про дела, то ли масло пролила Аннушка ...