Литература

Игра в бисер. Интересная тема.



«…Примерно так, как
поговорили однажды на берегу моря морж и плотник из книги «Алиса в стране чудес» .
Морж спросил плотника как у того дела и
много ли денег заработал? Тот говорит: «Да, много, но это не интересная тема. А
ты давно за рыбой нырял? » Морж отвечает: «Давно, но это тоже не интересная
тема. О чем же мы поговорим? » И решили поговорить о капусте и королях» .

Евгений Головин

На какие интересные темы
говорили литературные персонажи?
Виктор Елфимов
Виктор Елфимов
62 196
"(..) - Вас когда хуже донимает, по утрам или ночью? -Ночью, - сказал вор. - Когда самая работа. Слушайте, да вы опустите руку.. . Не станете же вы.. . А "Бликерстафовский кровеочиститель" вы не пробовали?
-Нет, не приходилось. А у вас как - приступами или все время ноет? Вор присел в ногах кровати и положил револьвер на колено. -Скачками, - сказал он. - Набрасывается, когда не ждешь. Пришлось отказаться от верхних этажей - раза два уже застрял, скрутило на полдороге. Знаете, что я вам скажу: ни черта в этой болезни доктора не смыслят. -И я так считаю. Потратил тысячу долларов, и все впустую. У вас распухает?
-По утрам. А уж перед дождем - просто мочи нет. -Ну да, у меня тоже. Стоит какому-нибудь паршивому облачку величиной с салфетку тронуться к нам в путь из Флориды, и я уже чувствую его приближение. А если случится пройти мимо театра, когда там идет слезливая мелодрама "Болотные туманы", сырость так вопьется в плечо, что его начинает дергать, как зуб.
-Да, ничем не уймешь. Адовы муки, - сказал вор. -Вы правы, - вздохнул обыватель. Вор поглядел на свой револьвер и с напускной развязностью сунул его в карман. -Послушайте, приятель, - сказал он, стараясь преодолеть неловкость. - А вы не пробовали оподельдок?
-Чушь! - сказал обыватель сердито. - С таким же успехом можно втирать коровье масло.
-Правильно, - согласился вор - Годится только для крошки Минни, когда киска оцарапает ей пальчик. Скажу вам прямо дело наше дрянь. Только одна вещь на свете помогает. Добрая, старая, горячительная, веселящая сердце выпивка. Послушайте, старина.. . вы на меня не серчайте.. . Это дело, само собой, побоку.. .
Одевайтесь-ка, и пойдем выпьем. Вы уж простите, если я.. . ух ты, черт! Опять схватил, гадюка!
-Скоро неделя, как я лишен возможности одеваться без посторонней помощи, - сказал обыватель. - Боюсь, что Томас уже лег, и.. . -Ничего, вылезайте из своего логова, - сказал вор. - Я помогу вам нацепить что- нибудь. (...)" О. Генри, "Родственные души".
Игорь Оскирко
Игорь Оскирко
52 681
Лучший ответ
Джеральд Даррелл. Сад богов
...
Затем мы перешли в помещение, где нас ожидало великое обилие яств. Бывший дворецкий короля, тщедушный, как богомол, командовал крестьянскими девушками, занятыми сервировкой. Спиро, сосредоточенно хмуря брови, старательно разрезал птицу и окорока. Кралевского притиснула к стене могучая, как у моржа, туша Риббиндэйна; пышные усы полковника нависали шторой над его губами, а выпученные глаза сверлили Кралевского парализующим взором.
- Гиппопотам, или речная лошадь, - одно из самых крупных четвероногих африканского континента, - рокотал полковник, словно читая лекцию в классе.
- Да-да.. . фантастический зверь, несомненно одно из чудес природы, - поддакивал Кралевский, лихорадочно высматривая пути для бегства.
- Когда стреляете в гиппопотама, или речную лошадь, - продолжал рокотать полковник Риббиндэйн, не слушая его, - как мне посчастливилось делать, цельтесь между глаз и ушей, чтобы пуля поразила мозг.
- Да-да, конечно, - соглашался Кралевский, загипнотизированный выпуклыми голубыми глазами полковника.
- Бабах! - крикнул полковник так громко и неожиданно, что Кралевский едва не выронил тарелку. - Вы попали между глаз.. . Шлеп! Хрясь!. . Прямо в мозг, понятно?
- Да-да, - подтвердил Кралевский, давясь и бледнея.
- Хлюп! - не унимался полковник. - Мозги брызжут во все стороны.
Кралевский в ужасе зажмурился и отставил тарелку с недоеденной порцией молочного поросенка.
- После чего он тонет. - продолжал полковник Риббиндэйн. - Идет прямо ко дну реки.. . буль, буль, буль. Затем вы ждете сутки-знаете, почему?
- Нет.. . я.. . э.. . -промямлил Кралевский, глотая воздух.
- Вспучивание, - удовлетворенно объяснил полковник. - Вся эта наполовину переваренная пища в его желудке, ясно? Она разлагается и выделяет газ. Брюхо раздувается, точно воздушный шар, и бегемот всплывает.
- К-как интересно, - пробормотал Кралевский. - Но если позволите, я.. .
- Чудно с этим содержимым желудка, - задумчиво произнес полковник Риббиндэйн, игнорируя попытки собеседника совершить побег. - Брюхо раздувается вдвое против обычного, и когда вы его вспорете-ш-ш-ш-ш! Все равно что вспороть цеппелин, наполненный нечистотами, ясно?
Кралевский прижал ко рту носовой платок и озирался с мукой во взгляде.
- А вот со слоном, самым крупным четвероногим африканского континента, поступают иначе, - знай себе рокотал полковник, отправляя в рот кусок поджаристого поросенка. - Вообразите, пигмеи вспарывают ему брюхо, залезают внутрь и пожирают печень-сырую, с кровью.. . можно сказать, живую еще. Чудной народец, эти пигмеи.. . туземцы, что там говорить.. .
Кралевский, приобретя нежный желтовато-зеленый оттенок, прорвался наконец на веранду и замер там в лунном свете, хватая ртом воздух.
...
"Диалог у телевизора"

Ой, Вань! Смотри, какие клоуны!
Рот - хоть завязочки пришей!
А до чего ж, Вань, размалеваны.
И голос, как у алкашей.
А тот похож, нет, правда, вань,
На шурина - такая ж пьянь!
Нет, нет, ты глянь, нет, нет,
Ты глянь, я вправду, Вань!

- Послушай, Зин, не трогай шурина!
Какой ни есть, а он - родня!
Сама намазана, прокурена.. .
Гляди, дождешься у меня!
А чем болтать, взяла бы, Зин,
В антракт сгоняла в магазин.
Что? Не пойдешь? Ну, я один.
Подвинься, зин!

Ой, Вань. Гляди какие карлики!
В джерси одеты, не в шевиот.
На нашей пятой швейной фабрике
Такое вряд ли кто пошьет.
А у тебя, ей-богу, Вань,
Ну все друзья - такая рвань!
И пьют всегда в такую рань такую дрянь!

- Мои друзья, хоть не в болонии,
Зато не тащат из семьи.
А гадость пьют из экономии,
Хоть поутру, да на свои.
А у тебя самой-то, Зин,
Приятель был с завода шин,
Так тот вобще хлебал бензин.
Ты вспомни, Зин!

- Ой, Вань, гляди-кось, попугайчики.
Нет, я ей-богу закричу!
А это кто в короткой маечке?
Я, Вань, такую же хочу.
В конце квартала, правда, Вань,
Ты мне такую же сваргань.. .
Ну, что "Отстань"? Опять "Отстань"?
Обидно, Вань!

- Уж ты бы лучше помолчала бы:
Накрылась премия в квартал.
Кто мне писал на службу жалобы?
Не ты? Да я же их читал.
К тому же эту майку, Зин,
Тебе напяль - позор один.
Тебе шитья пойдет аршин.
Где деньги, Зин?

- Ой, Вань, умру от акробатика.
Гляди, как вертится, нахал.
Завцеха наш, товарищ Савтюхов,
Недавно в клубе так скакал.. .
А ты придешь домой, Иван,
Поешь - и сразу на диван.
Иль вон кричишь, когда не пьян.
Ты что, Иван?

- Ты, Зин, на грубость нарываешься,
Все, Зин, обидеть норовишь.
Тут за день так накувыркаешься,
Придешь домой - там ты сидишь.. .
Ну, и меня, конечно, зин,
Сейчас же тянет в магазин
А там друзья. Ведь я же, зин,
Не пью один.

- Ого, однако же, гимнасточка.
Ой, что творит, хотя в летах.
У нас в кафе молочном "Ласточка"
Официантка может так.
А у тебя подруги, Зин,
Все вяжут шапочки для зим.
От ихних скучных образин
Дуреешь, Зин.

Как, Вань? А Лилька Федосеева,
Кассирша из ЦПКО
Ты к ней все лез на новоселье.. .
Она так очень ничего
А чем ругаться, лучше, Вань,
Поедем в отпуск в Еревань.
Ну, что "Отстань"? Всегда "Отстань".
Обидно, вань!

Высоцкий
Сабит Сарыбаев
Сабит Сарыбаев
74 068
А что самое плохое для тебя?
– То, что может случиться с моими детьми. – Она посмотрела на него.
Позже он пожалел, что не попытался запечатлеть в памяти ее лицо. В ее взгляде был вопрос, словно она спрашивала себя, что он хочет узнать. : «Самое ужасное, если мои мальчишки когда-нибудь женятся на нееврейках» .
Он не знал, что отвечать и что думать. То, что сказала Рахиль… Разве это не то же самое, как если бы он сказал: «Для меня будет ужасно, если мой сын женится не на немке, не на арийке, а на еврейке или негритянке» ? Или речь здесь только о религии? И что, для нее это будет ужасно, если он и Сара поженятся? Потом, подумал он, последует еще что-то, объяснения или просьба понять ее правильно и не обижаться. Но ничего этого не последовало. Спустя некоторое время он спросил:
– А почему это так ужасно?
– В этом случае они бы все потеряли – зажигание свечей в пятницу вечером, киддуш над вином и благословение над хлебом, кошерную пищу в праздник Рош-а-Шана… слушать шофар, прощать обиды перед Йом-Кипуром, в Суккот строить из ветвей и украшать шалаш, жить в нем – с кем мои сыновья смогут соблюдать наши законы, как не с еврейкой?
– А может, твои сыновья или один из них не хотят все это соблюдать. Может, они будут получать удовольствие от того, что будут решать с женой-католичкой, какой праздник и как именно им праздновать: по-еврейски, по-католически или как-то иначе, и какого ребенка как воспитывать. Почему они не должны пойти со своим сыном в шаббат в синагогу, а она в воскресенье с дочкой в костел? Что в этом такого ужасного?
Она покачала головой:
– Так не пойдет. В смешанных браках не живут богатой духовной жизнью, там нет никакой духовности.
– А может, оба счастливы оттого, что они не иудеи и не католики. И от этого они не становятся хуже, ты ведь тоже ценишь и уважаешь людей, которые и не иудеи, и не католики? И дети их могут открыть для себя богатую духовную жизнь как буддисты или мусульмане, как католики или иудеи.
– Как может быть счастлив мой сын, если он больше не иудей? Кроме того, это неправда, – то, что ты говоришь. Второе поколение не возвращается обратно к иудаизму. Конечно, есть особые случаи. Но статистика свидетельствует – кто заключает смешанный брак, тот для иудаизма потерян.
– Но может быть, он или его дети придут к чему-то другому?
– Ты кто? Католик, протестант, атеист? Во всяком случае, вас так много, что вам нечего бояться смешанных браков. А мы не можем позволить себе потерять никого.
– Что, евреев в мире становится меньше? Я не помню статистических данных, но не могу себе этого представить. Кроме того, если в один прекрасный день никто не захочет больше быть ни католиком, ни протестантом, ни атеистом, ни иудеем, – что против этого можно возразить?
– Что можно возразить против того, что в один прекрасный день может не остаться евреев? – Она непонимающе взглянула на него. – И это спрашиваешь ты?
Его охватило раздражение. Что за вопрос? Что, ему как немцу нельзя считать, что иудаизм, как и любая другая религия, жив лишь тогда, когда мировоззрение выбирается добровольно, и умирает, если этого не происходит? Что, Рахиль верит, будто религия евреев – это что-то особенное и евреи действительно богоизбранный народ? Если для тебя вера твоих отцов значит так мало, что ты можешь спокойно позволить ей умереть, это твое дело. Я же хочу, чтобы моя – жила, а с ней и в ней жила моя семья. Да, я считаю иудаизм уникальной религией и не понимаю, почему ты злишься, ведь я никому не запрещаю считать его религию тоже единственно правильной и неповторимой. И точно так же дело обстоит с моей семьей.
Б. Шлинк
Другой мужчина

"...Он решил уехать. Вначале хотел наведаться к Другому в его подвал. Потом отложил разговор до следующего завтрака.
– Я сегодня уезжаю.
– И когда же вернетесь? Ведь осталось всего три дня.
– Я не вернусь. И деньги возвращать не надо. Устройте банкет для тех, кто придет. Только Лизы не будет.
– Лизы?
– Да, Лизы. Вашей Темновласки, моей жены. Она умерла прошлой осенью. Вы переписывались не с ней, а со мной.
Голова Другого поникла. Он убрал руки со стола, положил их на колени, его плечи опустились, голова поникла еще ниже. Подошедший разносчик газет молча протянул ему газету и так же молча убрал. Кельнер спросил: «Еще что-нибудь желаете? » – но не получил ответа. К тротуару подъехал кабриолет, остановился в зоне, запрещенной для парковки; из него со смехом вышли две женщины и, смеясь, сели за ближайший столик. От столика к столику, обнюхивая их и ноги посетителей, бродил терьер.
– Отчего она скончалась?
– Рак.
– Она очень страдала?
– Она совсем исхудала, настолько, что я мог поднять ее одной рукой. Боли были не слишком сильными, даже в конце. Сейчас умеют с этим справляться.
Другой кивнул. Потом он поднял глаза:
– Вы прочли мое письмо?
– Да.
– И захотели выяснить, кем я был для Лизы? Кто я такой? Решили отомстить?
__ Что-то вроде того.
– Ну как, выяснили? – Не получив ответа, Другой продолжил: – Мести не потребовалось, поскольку я и без того неудачник. Ведь так? Хвастун, который похваляется старыми временами, будто это был золотой век, а не банкротство и тюрьма. Что? Этого вы не знали? Зато теперь знаете.
– Как это случилось?
– Ваша жена оплатила мои долги и услуги адвоката, который вел второй процесс, но вступил в силу условный срок, результат первого процесса. Я пытался спасти мой театр.
– Но за это…
– …в тюрьму не сажают? Сажают, особенно если ты ведешь себя так, будто все обстоит лучше, чем на самом деле, будто у тебя есть деньги, хотя их нет, будто необходимые контракты заключены, хотя нигде нет даже намека на заинтересованного партнера, будто имеются договоренности с актерами, которые не ведают об этом ни сном ни духом. Да вы же все это знаете. Вы же сами написали, что я приукрашиваю действительность, не так ли? Да, приукрашиваю. Да, я вижу вещи более прекрасными, чем они есть. Это происходит потому, что я способен открывать красоту там, где для вас ее нет.
Другой выпрямился
– Нет слов, чтобы выразить, как я скорблю о Лизе. – В глазах его появился вызов. – А вас мне не жаль. И вот в чем дело. Лиза осталась с вами, потому что любила вас, причем в плохие времена даже больше, чем в хорошие. Не спрашивайте меня почему. Зато со мной она была счастлива. И я скажу вам почему. Потому что я хвастун, краснобай, неудачник. Потому что мне не дано быть чудовищем вроде вас со всеми вашими угрюмыми достоинствами, высокой эффективностью, безупречностью. Потому что со мною мир становится прекрасней. Вы видите лишь то, что он вам являет, а я – его сокровенность. – Он встал. – Я должен был догадаться. В письмах звучала та же угрюмость, которая присуща вам. Я просто приукрасил их для себя. – Он улыбнулся. – Прощайте... "
"— Ну, он прекрасно может изучить право в конторе судьи Пармали в Фейетвилле, — беспечно отвечал Брент. — К тому же наше исключение ничего, в сущности, не меняет. Нам все равно пришлось бы возвратиться домой еще до конца семестра.
— Почему?
— Так ведь война, глупышка! Война должна начаться со дня на день, и не станем же мы корпеть над книгами, когда другие воюют, как ты полагаешь?
— Вы оба прекрасно знаете, что никакой войны не будет, — досадливо отмахнулась Скарлетт. — Все это одни разговоры. Эшли Уилкс и его отец только на прошлой неделе говорили папе, что наши представители в Вашингтоне придут к этому самому… к обоюдоприемлемому соглашению с мистером Линкольном по поводу Конфедерации. Да и вообще янки слишком боятся нас, чтобы решиться с нами воевать. Не будет никакой войны, и мне надоело про нее слушать.
— Как это не будет войны! — возмущенно воскликнули близнецы, словно открыв бессовестный обман.
— Да нет же, прелесть моя, война будет непременно, — сказал Стюарт. — Конечно, янки боятся нас, но после того, как генерал Борегард выбил их позавчера из форта Самтер, им ничего не остается, как сражаться, ведь иначе их ославят трусами на весь свет. Ну, а Конфедерация…
Но Скарлетт нетерпеливо прервала его, сделав скучающую гримасу:
— Если кто-нибудь из вас еще раз произнесет слово «война» , я уйду в дом и захлопну дверь перед вашим носом. Это слово нагоняет на меня тоску… да и еще вот — «отделение от Союза» . (М. Митчелл "Унесенные ветром")
...– Он говорит, – раздался голос Воланда, – одно и то же, он говорит, что и при луне ему нет покоя и что у него плохая должность. Так говорит он всегда, когда не спит, а когда спит, то видит одно и то же – лунную дорогу, и хочет пойти по ней и разговаривать с арестантом Га-Ноцри, потому, что, как он утверждает, он чего-то не договорил тогда, давно, четырнадцатого числа весеннего месяца нисана. Но, увы, на эту дорогу ему выйти почему-то не удается, и к нему никто не приходит. Тогда, что же поделаешь, приходится разговаривать ему с самим собою. Впрочем, нужно же какое-нибудь разнообразие, и к своей речи о луне он нередко прибавляет, что более всего в мире ненавидит свое бессмертие и неслыханную славу. Он утверждает, что охотно бы поменялся своею участью с оборванным бродягой Левием Матвеем...
Дуэт скрипки и альта

Альт:
А тогда я жил в голубой стране,
Где рисунок елочкой на стене,
Где табачный дух укрощал вполне
Заводной будильник на восемь сорок.
Где я вечно искал свой второй носок,
За окном был чахлый сырой лесок,
Поднималось солнце наискосок
И срывалось капельками спросонок.
За окном был двор, не весьма широк,
Находил носок, но терял шнурок.
Где-то в кухне скучно скулил щенок,
Толстобокий, нежный по кличке Басик.
Я работал, спорил с набитым ртом,
Нынче вроде кажется - о пустом.
На любой "сейчас" отвечал "потом
не случится. " Впрочем, не ошибался.
Не смотрел назад, не писал числа,
И волна лениво меня несла,
Пусть не руки-крылья, но два весла,
Правым греб, а левым, видать, табанил.
Что терял - терял, что имел - имел.
Собирал открытки с чужих земель,
А однажды утром я сел на мель.
И увидел море. А вот тебя не.. .

Скрипка:
А меня не увидел. А я была
Я была уключиной у весла,
Я пером в подушке твоей спала,
Как в метро у входа замерзший нищий.
Я вела подсчеты твоим ночам,
Ты ворчал, молчал, головой качал
Ты читал каких-то Дидро и Ницше,
А меня, конечно, не замечал.
Но в ушах всё музыка вьет круги,
Ты считал, что встал, мол, не с той ноги,
Ты глотал глюкозу и анальгин
Извинялся, плеер носил в кармане.
Это я пою, это я свищу,
Твоему бесстыжему январю,
Твоему горячему сентябрю,
Твоему апрелю, июню, маю.
Отзовись, услышь меня, говорю.
А не то я когда-то тебя поймаю,
И тогда уж точно не отпущу.

Альт:
...И увидел море. И серый пирс.
Деревянный спуск на ветру скрипит с
Еле слышным моцартовским прононсом.
А за ними медный сосновый бор,
И волна щекочет меня по носу.
Ударяя теплой ладонью в борт.
Я стоял и думал, что я живой.. .
...Переход с октябрьской-кольцевой,
А потом по рыжей куда-то в центр.. .
Тонкой стрелкой в небо уткнулась церковь
С рыжеватой девичьей головой.
Я не буду о море, я не возьмусь,
У меня слова превращают в муть
Я вдыхаю море в больную грудь
И оно царапает по пустому.
Потому что сколько ни плачь с листом,
Ты не станешь ничьим пророчеством,
Потому что слова короче стон.
Потому что море короче стона.
Потому что время дрожит на мушке
И еще, конечно же, потому, что.. .

Скрипка:
Потому что дурак, потому что хам,
Потому что веришь своим стихам,
Потому что дно подставляешь струям.
Потому что тебя затоптали там,
На твоей Октябрьской, в дым и хлам,
И ботинком хрустнули по подструнью.
И тележкой съездили по колкам.
И теперь не страшен ни твой оскал
Ни смешок дрожащий, ни как к вискам
Ты больным
тонкопалую тянешь руку.
Всё что было солнцем - уходит в воду.
И теперь ты вечно пребудешь водой
Время, как кольцевая, идет по кругу.
Потому что плохо меня искал.
У тебя осталась одна струна -
Голубая, смешная твоя страна,
И кривые елочки и стена,
И осколки дождика по карнизу.
И пока ты с ней - я обречена,
И бела с тобой и с тобой черна.
Я не в силах сыграть этот нежный призвук,
Этот низкий, бархатный колокольчик.
Без которого, видимо, не закончить
И навряд ли стоило начинать.

Альт:
...потому что сосны стоят рядами,
потому что счастье не изучить.. .

Скрипка:
Так что я тут чуть-чуть еще порыдаю,
А потом ты всё-таки прозвучишь. (Аля Кудряшева)
Виктор Елфимов Это тяжёлая артиллерия, я бы даже сказал, бомбовый удар. Трудно устоять!
Виктор Елфимов Стихи очень хорошие, и ролики, и Нино Катамадзе. Спасибо, Варвара
Школьная программа:
"Преступление и наказание" — у Раскольникова со следователем были очень интересные беседы (ну, все помнят, о чём).
У Горького "На дне" — много что перетирали...
Стоп!
Вообще-то вопрос неудачный. Я тут в уме прикинул: если вспоминать все литературные диалоги, это ж такой объёмный труд накатать придётся...
Мне нравится тема воды

"- Я поняла, - сказала Любовь Юльевна Вебер по прозвищу Либелюль, - почему река течет, течет, веками течет, а все вода в ней не кончается. Потому что это одна и та же вода...(...)
- Значит, можно дважды войти в одну и ту же реку? - спросил старший из мальчиков, Ральф.
- Даже и не дважды, - подхватил Мими, улыбаясь и принимая любимую позу свою: скрещенные руки на трость, подбородок на костяшки тыльной стороны ладони, - многажды, бесчисленное множество раз.
- А вот и нет! - неожиданно вскричал младший брат, Освальд. - Вода одна и та же, пусть, а человек всегда другой!
- Меняется? - осведомился Мими.
- Ну... растет... совершенствуется...
- Кто совершенствуется, - сказал молодой человек по фамилии Белых, пришедший с Владимиром Федоровичем гость нежданный, - а кто и деградирует, как кому на роду написано.
- И, значит, значит, - прошептал старший мальчик, Ральф, потихоньку выбывая из разговора взрослых: считалось неучтивым слишком долго привлекать общее внимание, он снизил голос для окружающих его детей, но и сидевшие рядом Либелюль и Мими его слушали, - вода помнит все? Может помнить все, если она одна и та же? Все, что возле нее было? Все события и человеческие пьесы? Любую фильму? Только она о них не рассказывает.
- Может, и рассказывает, - подхватила Маруся, - да мы не понимаем. Мне всегда мерещится: ручей что-то говорит.
- У него речь младенца, - заметила Либелюль, разламывая красивыми пальцами печенье, - младенцы, как голуби, гулят, гулюкают, лепечут, у них свой язык, может, они целые саги хотят поведать, не правда ли, Мими?
- Да, - сказал Мими невпопад, - вода все помнит, все картины прошлого хранит, из воды в прошлое можно было бы войти, да мы не знаем, где дверь."
Светлана Ефименкова Тоже к теме реки:

Но вот Сиддхартха умолк, и наступила долгая тишина. Васудева первым нарушил ее, молвив:
– Все так, как я думал. Река говорила с тобой. Она стала тебе другом, и она говорит с тобою. Это хорошо. Это очень хорошо. Оставайся со мной, Сиддхартха, друг мой. Когда то у меня была жена, ее ложе было рядом с моим, но она уже давно умерла, и я давно живу один. Оставайся со мной, места и пищи хватит для двоих.
– Благодарю тебя, – отвечал Сиддхартха, – и с радостью принимаю твое приглашение. Я благодарю тебя, Васудева, и за то необыкновенное внимание, с которым ты слушал меня. Не часто приходилось мне видеть людей, умеющих слушать, и ни один из них не умел этого так, как умеешь ты. И этому я тоже стану учиться у тебя.
Светлана Ефименкова (продолжение)

– Ты научишься этому, – сказал Васудева, – но не у меня. Меня научила слушать река. И ты тоже научишься этому у нее. Она знает все, эта река, всему у нее можно научиться. Ведь ты уже усвоил ее первый урок: хорошо стремиться вниз, погружаться на дно в поисках глубины. Богатый и знатный Сиддхартха становится простым гребцом, лодочником, ученый брахман Сиддхартха становится перевозчиком – и это решение подсказала тебе река. Ты научишься у нее еще и другому.
После долгой паузы молвил Сиддхартха:
– Чему – «другому», Васудева?
Васудева поднялся.
– Уже поздно, – сказал он, – идем спать. Я не могу назвать тебе это «другое», о друг. Ты узнаешь это сам. Быть может, ты уже знаешь это.
Светлана Ефименкова (окончание цитаты)

Видишь ли, я не ученый, я не умею говорить, я не умею думать. Я наделен лишь умением слушать и благочестием. Ничему другому я не научился. Если бы я мог выразить это, научить этому, я был бы мудрецом, но я – всего лишь перевозчик, и мое назначение в том, чтобы перевозить людей через реку. Многих я перевез, тысячи, и для всего этого великого множества людей река моя была лишь препятствием на пути. Они спешили к деньгам, к заботам, на свадьбы, к святым местам, и река преграждала им путь, а перевозчик и существует для того, чтобы помочь им поскорее преодолеть это препятствие. Но среди сотен и тысяч путников было несколько, четверо, а может быть, пятеро, для которых река перестала быть просто препятствием, они услышали ее голос, они внимали ему, и река стала для них, как и для меня, священной. А теперь отправимся спать, Сиддхартха.
Светлана Ефименкова Герман Гессе "Сиддхартха"
Я болтала в чашке ложкой.

– А я думала, мистер Канингем нам друг. Ты мне когда‑то,
так и сказал.

– Он и есть наш друг.

– А вчера вечером он тебя хотел бить.

Аттикус положил вилку рядом с ножом и отодвинул тарелку.

– Мистер Канингем в общем‑то хороший человек, – сказал
он. – Просто у него, как у каждого из нас, есть свои слабости.

– Да разве это слабость? – вдруг сказал Джим. – Вчера
вечером, когда они только приехали, он готов был тебя убить.

– Пожалуй, мне от него и досталось бы, – согласился
Аттикус. – Но видишь ли, сын, когда ты станешь постарше, ты будешь немного лучше
понимать людей. Что бы там ни было, а всякая толпа состоит из людей. Всякая толпа во всяком маленьком южном городке состоит из людей, которых мы
знаем, из самых обыкновенных людей, и это не очень для них лестно, не так ли? И потому надо было вмешаться восьмилетнему ребенку,
чтобы они опомнились, так? – продолжал Аттикус. – А ведь это что‑нибудь да
значит, если стадо диких зверей все‑таки можно остановить, ибо в последнем
счете они все же люди. М‑да, может быть, нам нужны полицейские‑дети… Вчера
вечером вы, дети, заставили Уолтера Канингема на минуту влезть в мою шкуру. И
этого было довольно.
Не знаю, может, Джим, когда станет постарше, и правда будет
лучше понимать людей, а я не буду. Это уж я знаю точно.

– Пускай только Уолтер придет в школу, живым он от меня
не уйдет, – пообещала я.

– Ты его и пальцем не тронешь, – решительно сказал
Аттикус. – Что бы ни случилось, а я не желаю, чтобы ты или Джим после
вчерашнего случая на кого‑нибудь затаили зло.
Мухобойка Я
Мухобойка Я
16 511
"— Кто ты? — спросил Маленький принц. — Какой ты красивый!
— Я — Лис, — сказал Лис.
— Поиграй со мной, — попросил Маленький принц. — Мне так грустно…
— Не могу я с тобой играть, — сказал Лис. — Я не приручен.. .
— А как это — приручить?
— Это давно забытое понятие, — объяснил Лис. — Оно означает: создать узы.
— Узы?
— Вот именно, — сказал Лис. — Ты для меня пока всего лишь маленький мальчик, точно такой же, как сто тысяч других мальчиков. И ты мне не нужен. И я тебе тоже не нужен. Я для тебя всего только лисица, точно такая же, как сто тысяч других лисиц. Но если ты меня приручишь, мы станем нужны друг другу. Ты будешь для меня единственным в целом свете. И я буду для тебя один в целом свете…
— Я начинаю понимать, — сказал Маленький принц. — Была одна роза… наверно, она меня приручила…
— Очень возможно, — согласился Лис. — На Земле чего только не бывает.. .
Лис замолчал и долго смотрел на Маленького принца. Потом сказал:
— Пожалуйста… приручи меня!
— Я бы рад, — отвечал Маленький принц, — но у меня так мало времени. Мне еще надо найти друзей и узнать разные вещи.
— Узнать можно только те вещи, которые приручишь, — сказал Лис. — У людей уже не хватает времени что-либо узнавать. Они покупают вещи готовыми в магазинах. Но ведь нет таких магазинов, где торговали бы друзьями, и потому люди больше не имеют друзей. Если хочешь, чтобы у тебя был друг, приручи меня!
— А что для этого надо делать? — спросил Маленький принц.. .
— Лучше приходи всегда в один и тот же час, — попросил Лис. — Вот, например, если ты будешь приходить в четыре часа, я уже с трех часов почувствую себя счастливым. И чем ближе к назначенному часу, тем счастливее. В четыре часа я уже начну волноваться и тревожиться. Я узнаю цену счастью! А если ты приходишь всякий раз в другое время, я не знаю, к какому часу готовить свое сердце…
Так Маленький принц приручил Лиса. И вот настал час прощанья.
— Я буду плакать о тебе, — вздохнул Лис.
— Ты сам виноват, — сказал Маленький принц. — Я ведь не хотел, чтобы тебе было больно, ты сам пожелал, чтобы я тебя приручил…
— Да, конечно, — сказал Лис.
— Но ты будешь плакать!
— Да, конечно.
— Значит, тебе от этого плохо.
— Нет, — возразил Лис, — мне хорошо. Вспомни, что я говорил про золотые колосья.
Он умолк. Потом прибавил:
— Поди взгляни еще раз на розы. Ты поймешь, что твоя роза — единственная в мире. А когда вернешься, чтобы проститься со мной, я открою тебе один секрет. Это будет мой тебе подарок.. .
И Маленький принц возвратился к Лису.
— Прощай… — сказал он.
— Прощай, — сказал Лис. — Вот мой секрет, он очень прост: зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь.
— Самого главного глазами не увидишь, — повторил Маленький принц, чтобы лучше запомнить.
— Твоя роза так дорога тебе потому, что ты отдавал ей всю душу.
— Потому что я отдавал ей всю душу… — повторил Маленький принц, чтобы лучше запомнить.
— Потому что я отдавал ей всю душу… — повторил Маленький принц, чтобы лучше запомнить.
— Люди забыли эту истину, — сказал Лис, — но ты не забывай: ты навсегда в ответе за всех, кого приручил. Ты в ответе за твою розу.
— Я в ответе за мою розу… — повторил Маленький принц, чтобы лучше запомнить... "

Арайлым Намаз
Арайлым Намаз
14 499
Актуальная беседа:

ДИАЛОГ У НОВОГОДНЕЙ ЕЛКИ - Юрий Левитанский

— Что происходит на свете? — А просто зима.
— Просто зима, полагаете вы? — Полагаю.
Я ведь и сам, как умею, следы пролагаю
в ваши уснувшие ранней порою дома.

— Что же за всем этим будет? — А будет январь.
— Будет январь, вы считаете? — Да, я считаю.
Я ведь давно эту белую книгу читаю,
этот, с картинками вьюги, старинный букварь.

— Чем же все это окончится? — Будет апрель.
— Будет апрель, вы уверены? — Да, я уверен.
Я уже слышал, и слух этот мною проверен,
будто бы в роще сегодня звенела свирель.

— Что же из этого следует? — Следует жить,
шить сарафаны и легкие платья из ситца.
— Вы полагаете, все это будет носиться?
— Я полагаю, что все это следует шить.

— Следует шить, ибо сколько вьюге ни кружить,
недолговечны ее кабала и опала.
— Так разрешите же в честь новогоднего бала
руку на танец, сударыня, вам предложить!

— Месяц серебряный, шар со свечою внутри,
и карнавальные маски — по кругу, по кругу!
— Вальс начинается. Дайте ж, сударыня, руку,
и — раз-два-три,
раз-два-три,
раз-два-три,
раз-два-три!..
Нурдин М.
Нурдин М.
3 388