Живут с нами бок о бок ...Какие домашние животные были у литературных героев ?

Голубчика я привез из туристической доездки по Африке - об этом
позже - и первым делом поспешал в Музей естественной истории. Полюбил я этого
змея с первого взгляда: увидел на руках у негра перед нашей гостиницей и сразу
ощутил прилив нежности, а потом как бы даже ответный ток. Однако о предписанном
ему, помимо его и моей воли, образе жизни я тогда ничего еще не знал. Но считал
своим долгом обеспечить необходимые условия. Ветеринар с характерным южным
акцентом сказал мне:
- В неволе они питаются исключительно живой пищей. Подойдут мышки,
морские свинки, а изредка неплохо бы подкинуть и кролика.
И добавил с добродушной улыбкой:
- Они их, знаете ли, глотают, глотают живьем. Мышь застынет перед
питоном, а он разинет пасть и. . -интереснейшее зрелище. Вот увидите.
Я похолодел. Вот так по возвращении в Большой Париж я столкнулся с
проблемой естества, с которой, разумеется, больно сталкивался и раньше, но
которой никогда не придавал серьезного значения. Первый шаг я осилил: купил
белую мышь; но не успел вынуть ее дома из коробки, как она преобразилась.
Пощекотала мне ладонь усиками - и моментально стала личностью. Я живу один, а
тут вдруг она. . Блондина - так я назвал мышку, это как раз по ее личности.
Короче говоря, пока а глядел на малютку в ладошке, она быстренько перешагнула
порог сердца и расположилась там по-хозяйски - заняла всю жилплощадь. У нее были
прозрачные розовые ушки и свеженькая мордочка - на одинокого мужчину такие вещи
действуют безотказно, постольку поскольку в них проглядывают женственность и
ласка. А ведь известно: то, чего нам не хватает, разрастается в наших глазах и
вытесняет все остальное. Я выбирал мышку побелее и получше, чтобы скормить
Голубчику, но у меня не хватало мужества. Скажу не хвастаясь: я слаб. Да тут и
нет моей заслуги - это врожденное. Порой такая одолеет слабость, что думаю: не
может быть, наверно, вышло недоразумение, но что под этим разумею, не знаю,
право, сам - пусть разбирается читатель, а мне слабо.
Блондина вплотную занялась моей персоной: вскарабкалась на плечо,
потыкалась в шею, пощекотала усиками в ухе, и эти милые пустяки сразу нас
сблизили.
Но удав-то, удав мог сдохнуть с голоду. Я купил морскую свинку
говорят, они родом из Индии, а там как-никак перенаселение, - однако и этот
зверек ухитрился быстренько влезть мне в душу. Просто поразительно, до чего
неприкаянными чувствуют себя животные в парижской двухкомнатной квартире и как
нуждаются в любимом существе. Я не мог бросить их в пасть голодного удава только
потому, что таковы законы природы.
И не знал, что делать, Голубчик нуждался в пище хотя бы раз в
неделю и доверил эту заботу мне. Прошло уже двадцать дней, как я взял его под
свою опеку, и он выказывал мне нежнейшую привязанность, обвивая меня от пояса и
до плеч, раскачивая перед моим лицом свою прелестную зеленую головку и неотрывно
глядя мне в глаза, будто в жизни ничего подобного не видел. ______________________ (По-хорошему, надо всю книгу цитировать)

... Жил он одиноко, в пустой квартире, держал какую-то прислугу, очень сердитую. -- Она еще у вас? -- Да, покуда меня не выгнала. Ходили слухи, что был он когда-то женат, но его, как и всех честных бурых и бородастых, жена бросила. Бывал он только в каких-то редакциях, да еще раза три в неделю у общих знакомых -- играл в шахматы. И вдруг пропал. Собирались узнать, что с ним, да как-то и не собрались. Недели через четыре пришел сам. -- Где же это вы изволили пропадать? -- Да так, знаете ли, все дела.. . -- Какие такие дела? Нехорошо друзей бросать. Мы беспокоились. -- Беспокоились? Он слегка покраснел, помялся и сказал, понизив голос: -- Я не мог. У меня.. . у меня муха. -- Что? -- Ну.. . муха. Понимаете? Завелась около окна и летает! Теперь зима, холодно, а она вот.. . Насчет дров у меня скверно, я спальню запер, а столовую велел топить. Под одеялом ведь довольно тепло. -- Вот чудак! Простудитесь. Вы бы ее тоже в спальню переселили. -- Понимаете -- не хочет. Назад летит. -- Ну, допустим, муха -- дело серьезное, но почему же вы к нам не приходили? -- Ах, знаете, как-то так.. . Вот я вчера вечером насыпал ей на стол сахару, она и ела. Сам я пошел в спальню разыскать книгу, а прислуга -- прислуга такая грубая -- взяла, да и погасила лампу. Муха ест, а она погасила. Вы понимаете.. . Он рассеянно сыграл обычную партию в шахматы и, торопливо распрощавшись, ушел. Несколько дней все веселились по поводу мухи. Хозяйка дома, очень остроумная и живая, чудесно передавала в лицах весь разговор. -- Верочка! Расскажите еще про муху! --просили ее. И она рассказывала. Но герой рассказа снова пропал. И на этот раз навсегда. Он умер. Умер от воспаления легких. Из газет мы узнали, что он был приват-доцент и знаток каких-то литератур. Его жалели. -- Бедный! Такой одинокий. Но я думала: "Нет. Последние дни свои он не был одинок". И хорошо. Вдвоем ему было легче.

"... Укротитель пришёл из душа в халате, с папиросой в руке, сел на реквизитную тумбу и тяжело задумался о чём-то, покачивая ногой рулон старых афиш, изодранных тигриными когтями. Бандит ждал, когда укротитель докурит папиросу, чтобы потом проводить его до дверей конюшни, потому что хозяина положено провожать. – Ты что, болен? – спросил укротитель. – Поди сюда! Бандит подошёл и лёг. Что-то слишком сильно билось в подушечках его лап, стоять было тяжело. – Ты стар, приятель, – сказал укротитель. – Ты слишком стар, мудр и слишком много знаешь… И ты слишком много жрал сырого мяса в последние дни. Завтра я прикажу дать тебе касторки. Бандит пошевелил ушами. – Скучная у тебя жизнь, – говорил укротитель. – Пожалуй, она даже скучнее моей… Для тигров – ты собака. Для собак – ты тигр. Для людей – угрюмый и мрачный тип, с которым лучше не связываться… Бандит слушал и соглашался. Действительно, всякая собака, почуя его, поджимала хвост и неслась прочь, и шерсть на её холке торчала дыбом, потому что Бандит пропах тигриными запахами. Конечно, он мог догнать пса или суку на пустынных ночных улицах, когда ассистент выводил его на прогулку, но что было от этого толку? Что толку в дрожащей от судорожного ужаса городской собаке, сбитой им с ног на скользком асфальте? . .Уже много-много лет Бандит жил в одиночестве, но так и не смог привыкнуть к нему, хотя давно смирился с ним. Люди, которых ему было поручено кусать и отгонять от клеток, злились на него. Им хотелось поближе рассмотреть тигров… Что знали эти случайные в цирке люди о тиграх? Что знали они о бесконечной дикости или о великой нежности, которая рождается вместе с тигрёнком, о нежности, с которой тигрица облизывает своих детей в ночной тишине? И разве они могли догадаться о том, что под каждым когтем тигриной лапы притаилась смерть, ибо сырая убоина, попавшая под когти, разлагается быстро и несёт в себе трупный яд? И разве кто-нибудь рассказывал им о жизни тигрёнка? О том, что любой рождённый в неволе тигр выкормлен собакой, потому что тигрица задавит тигрёнка на жёстком полу клетки? А тигры? Кто из них вспомнит о суке, которая кормила их в детстве? Кто из них вспомнит о нежном сосце, прокушенном острым тигриным зубом, о струйке крови, текущей по животу дворняги, о великом терпении, с которым она переносит боль?... "

В. Конецкий "Последняя ночь Бандита"

"...Пеппи и в самом деле странная девочка. Больше всего поражает ее необычайная физическая сила, и нет на земле полицейского, который бы с ней справился. Она могла бы шутя поднять лошадь, если б захотела, — и знаете, она это часто проделывает. Ведь у Пеппи есть лошадь, которую она купила в тот самый день, когда поселилась в своей вилле. Пеппи всегда мечтала о лошади. Лошадь живет у нее на террасе. А когда Пеппи хочется после обеда выпить там чашечку кофе, она, не долго думая, выносит лошадь в сад. " А еще у Пеппи живет маленькая обезьянка, которую зовут господин Нильсон.

"Покойный мистер Уотертон однажды высказал мнение, что вороны у
нас в Англии постепенно вымирают, и мне хочется в своем предисловии рассказать об этих птицах то немногое, что я наблюдал сам. Грип в моем романе соединяет в себе черты двух замечательных воронов, которые жили у меня в разное время и были предметом моей гордости. Первого, совсем еще молодого, один мой знакомый нашел где-то в глухом закоулке Лондона и подарил мне. С самого начала обнаружилось, что ворон этот «богато одарен» и развивал свои способности весьма успешно благодаря любознательности и прилежанию. Ночевал он в конюшне (обычно – на спине у лошади) и своей сверхъестественной мудростью и ученостью внушал такой трепет моему ньюфаундленду, что не раз нам доводилось видеть, как он безнаказанно утаскивал из-под носа у собаки весь ее обед, – такова сила умственного превосходства! Мой ворон быстро приобретал всякие новые познания и достоинства. Но в один злосчастный день в конюшню, где он жил, пришли маляры красить стены. Ворон внимательно наблюдал за ними, приметил, что они заботливо прячут краску, и немедленно возгорелся желанием завладеть ею. Когда рабочие ушли обедать, он сожрал все, что они оставили в конюшне, – фунта два свинцовых белил. Конечно, за эту юношескую неумеренность он заплатил жизнью. Я безутешно горевал о нем, и другой мой приятель, живший в Йоркшире, прислал мне взамен ворона постарше, еще более одаренного. Он нашел его в деревенском трактире и упросил хозяина продать ему. Мудрая птица первым делом вступила во владение имуществом своего предшественника, вырыв все кусочки сыра и медяки, которые тот зарыл в саду, – это потребовало длительного обследования и огромного труда, и ворон пустил в ход всю силу своего ума. Выполнив эту задачу, он занялся изучением терминов и выражений, которые слышал на конюшне, и скоро так хорошо их усвоил, что целыми днями, сидя под моим окном, с большим знанием дела погонял воображаемых лошадей. Но я, должно быть, все-таки не слышал его в наилучшем его репертуаре: бывший хозяин прислал вместе с ним сопроводительное письмо, в котором, свидетельствуя мне свое почтение, сообщал, что, если я хочу увидеть самый лучший «номер» ворона, мне следует показать ему пьяного. Но этого я так и не сделал, ибо меня, к сожалению, окружали одни только трезвенники. Да и все равно – как бы ни подействовало это средство на моего ворона, уважение мое к нему вряд ли возросло бы, – оно и так уже было безгранично. Но он, увы, не платил мне тем же. Он вообще ни в грош не ставил никого в доме, за исключением кухарки. Ее он жаловал, по боюсь, что не бескорыстно, – так же как тот полисмен, которого она угощала на кухне. Раз я неожиданно встретил моего ворона в полумиле от дома: он шествовал посреди людной улицы, окруженный толпой зрителей, которым, по собственному почину, демонстрировал свои таланты. Никогда не забуду, с каким достоинством он вел себя в этом трудном положении и как храбро потом защищался, укрываясь за водокачкой и не давая унести себя домой, пока не вынужден был уступить превосходящим силам противника. Но, видно, такие великие гении недолговечны, или, может быть, и этот ворон проглотил что-нибудь неудобоваримое (что довольно вероятно, так как он разделал под кружево большую часть садовой стены, выклевывая из нее известку, разбил бесчисленное множество оконных стекол, выковыряв всю замазку из рам, а деревянную лесенку из шести ступеней с площадкой почти всю превратил в щепки и щепки эти съел) – как бы то ни было, он прожил у меня только три года, а потом заболел и умер в кухне у огня. Умирая, он до последней минуты не спускал глаз с жарившегося на очаге мяса и вдруг замогильным голосом крикнул «ку-ку» и, опрокинувшись на спину, испустил дух. С тех пор я не завожу больше воронов. (...)" Ч. Диккенс, "Барнеби Радж".

"Жaлобно и, кaзaлось, безнaдежно он вдруг нaчинaл скулить, неуклюже перевaливaясь тудa-сюдa, - искaл мaть. Тогдa хозяин сaжaл его себе нa колени и совaл в ротик соску с молоком.
Дa и что остaвaлось делaть месячному щенку, если он ничего еще не понимaл в жизни ровным счетом, a мaтери все нет и нет, несмотря ни нa кaкие жaлобы. Вот он и пытaлся зaдaвaть грустные концерты. Хотя, впрочем, зaсыпaл нa рукaх хозяинa в объятиях с бутылочкой молокa.Но нa четвертый день мaлыш уже стaл привыкaть к теплоте рук человекa. Щенки очень быстро нaчинaют отзывaться нa лaску. Имени своего он еще не знaл, но через неделю точно устaновил, что он - Бим. . .
Бим же выродился тaким: туловище белое, но с рыженькими подпaлинaми и дaже чуть зaметным рыжим крaпом, только одно ухо и однa ногa черные, действительно - кaк вороново крыло, второе ухо мягкого желтовaто-рыженького цветa. Дaже удивительно подобное явление: по всем стaтьям - сеттер-гордон, a окрaс - ну ничего похожего. Кaкой-то дaлекий-дaлекий предок взял вот и выскочил в Биме: родители - гордоны, a он - aльбинос породы.
В общем-то, с тaкой рaзноцветностью ушей и с подпaлинкaми под большими умными темно кaрими глaзaми мордa Бимa былa дaже симпaтичней, приметней, может быть, дaже умнее или, кaк бы скaзaть, философичней, рaздумчивей, чем у обычных собaк. И прaво же, все это нельзя дaже нaзвaть мордой, a скорее - собaчьим лицом. Но по зaконaм кинологии белый окрaс, в конкретном случaе, считaется признaком вырождения. Во всем - крaсaвец, a по стaндaртaм шерстного покровa - явно сомнительный и дaже порочный. Тaкaя вот бедa былa у Бимa..."
Гавриил Троепольский. "Белый Бим Черное ухо"

"Кaштaнкa поцaрaпaлa эту дверь, нaлеглa нa нее грудью, отворилa и тотчaс же почувствовaлa стрaнный, очень подозрительный зaпaх. Предчувствуя неприятную встречу, ворчa и оглядывaясь, Кaштaнкa вошлa в мaленькую комнaтку с грязными обоями и в стрaхе попятилaсь нaзaд. Онa увиделa нечто неожидaнное и стрaшное. Пригнув к земле шею и голову, рaстопырив крылья и шипя, прямо нa нее шел серый гусь. Несколько в стороне от него, нa мaтрaсике, лежaл белый кот; увидев Кaштaнку, он вскочил, выгнул спину в дугу, зaдрaл хвост, взъерошил шерсть и тоже зaшипел. Собaкa испугaлaсь не нa шутку, но, не желaя выдaвaть своего стрaхa, громко зaлaялa и бросилaсь к коту… Кот еще сильнее выгнул спину, зaшипел и удaрил Кaштaнку лaпой по голове. Кaштaнкa отскочилa, приселa нa все четыре лaпы и, протягивaя к коту морду, зaлилaсь громким, визгливым лaем; в это время гусь подошел сзaди и больно долбaнул ее клювом в спину. Кaштaнкa вскочилa и бросилaсь нa гуся.
- Это что тaкое? - послышaлся громкий сердитый голос, и в комнaту вошел незнaкомец в хaлaте и с сигaрой в зубaх.
- Что это знaчит? Нa место!
Он подошел к коту, щелкнул его по выгнутой спине и скaзaл:
- Федор Тимофеич, это что знaчит? Дрaку подняли? Ах ты, стaрaя кaнaлья! Ложись!
И, обрaтившись к гусю, он крикнул:
- Ивaн Ивaныч, нa место! .
Незнaкомец подумaл и скaзaл:
- Вот что… Ты будешь - Теткa… Понимaешь? Теткa!.."
А. Чехов "Каштанка"

Шарик-Шариков у Филиппа Филипыча в "Собачьем сердце" Михаила Булгакова.

Артемон у Мальвины.