Игра в бисер. Чтя традиции 10.

Шура, как я, — абсолютно беспородный, но ума у него хватает, чтобы в своих статьях и рассказах такие роскошные выражения не употреблять. Тем более я же слышу, с какими интонациями он эти пышные слова произносит! Будто бы внутренне хихикает. . Он иногда пытается и со мной так разговаривать, не такими словами, а такими интонациями. И, не скрою, я этого очень не люблю. В таких случаях я просто отворачиваюсь от Шуры и сажусь к нему спиной. И тогда Шура начинает извиняться передо мной и подлизываться. Должен отметить — совершенно искренне. И я его прощаю.
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
Сейчас, для зрительности, я выстрою и свое, и Шурино поведение в стиле "параллельного монтажа". Это я в свое время так от Шуры нахватался. Он когда-то, как сам говорил, "лудил" парочку сценариев для киностудии научно-популярных фильмов и несколько месяцев подряд выражался исключительно по-кинематографически. .
Итак:
Вот Шура подходит к нашей парадной. .
В это время я, еще лежа, приоткрываю один глаз. .
Вот Шура набирает "секретный" код замка входной двери. . А код не набирается. Тогда Шура говорит свое извечное: "Ну, елки-палки! . Неужели снова сломали? ! " — и толкает дверь ногой. Дверь распахивается, зияя выломанным кодовым устройством. .
Тут я открываю второй глаз. .
Шура входит в парадную, морщит свой длинный нос, внюхивается (хотя чем он там может внюхаться? ! Люди в этом совершенно беспомощны) и бормочет: "Опять всю лестницу обоссали, засранцы! . " Это он про мальчишек из соседних домов и заблудших пьянчуг. .
Тут я приподнимаю задницу, потягиваюсь и вижу. . Да, да! . ВИЖУ, как. .
... Шура нажимает кнопку вызова лифта! !
И пока лифт к нему опускается, я мягко спрыгиваю со СВОЕГО кресла и потягиваюсь еще раз. Времени у меня навалом. .
Шура входит в темную кабину лифта со словами: "Ничтожества! Разложенцы! . Дремучая сволочь! Страна вырожденцев и уродов! . Опять лампочку выкрутили! ! "
Мне-то все равно было бы — в темноте ехать или при свете, а Шуре, бедному, приходилось. .
...искать пульт с этажными кнопками, на ощупь отсчитывать восьмую и так в темноте, чертыхаясь и матерясь, подниматься до нашего этажа. .
За это время я медленно. . ну очень медленно! . иду через вторую комнату в коридор, слышу, как останавливается лифт, ВИЖУ. .
...как выходит из него Шура и вытаскивает ключи из кармана. .
Я слышу, как он отпирает первую железную дверь, слышу, как он вставляет ключ во вторую — деревянную, и. .
...я скромненько сажусь у двери и поднимаю нос кверху. .
Тут-то и входит Шура! И говорит:
— Мартын! Сонная твоя морда! . Хоть бы пожрать чего-нибудь приготовил, раздолбай толстожопый. .
А я ему. . Вот чего не умею — так это мяукать. А я ему в ответ так протяжно, басом:
— А-а-аааа! . А-а-аааа! .
И он берет меня тут же на руки, чего я никогда никому не позволяю делать. Зарывается своим длинным носом в мою шкуру и шепчет:
— Мартышка. . Единственный мой! .
И за шесть лет жизни с Шурой Плоткиным я не ошибся ни разу!

Тэффи КОШКИ
...
Оли часто не было дома. Я оставалась одна в большой тихой квартире. Одна с двумя котами.
Один из них — тот, который плясал танец победителей с мертвой птичкой в лапах, — не обращал на меня ни малейшего внимания и даже подчеркивал, что я для него не существую. Он нарочно ложился на пороге, когда видел, что я иду из комнаты, шагал через меня, если ему так было удобнее пробраться в угол дивана. Когда я писала, он садился прямо на бумагу, причем, для пущего презрения, спиной ко мне. Сдвинуть его, тяжелого и толстого, было трудно, и я писала письма вокруг его хвоста.
...

Май сидит у меня на коленях. Этот сиамский кот, не расстающийся со мной, обычно устраивается на моем плече и своим выразительным, богатым оттенками голосом с массой подробностей рассказывает непонятные мне истории. Сейчас он в очередной раз поверяет мне тайны кошкомира, но я не в состоянии разобрать ни слова. Дивный фольклор, который только Пушкин сумел переложить в стихи, возможно даже целая кошкофилософия ускользают от меня - настоящая филологическая катастрофа. Сфинкс наконец заговорил и рассказывает вам все, но незнание иностранных языков останавливает вас на пороге великого откровения.

– О, Грибо мы берем с собой, – ответила нянюшка Ягг.
– Что? Но ведь он – кот! – рявкнула матушка Ветровоск. – Ты не имеешь
права брать с собой всяких котов! Не собираюсь я никуда ехать ни с
каким котом! Нам и так придется всю дорогу терпеть разные штаны и
вызывающе красные сапоги!
– Если его оставить, он будет скучать по своей мамочке, правда, малыш? – заворковала нянюшка Ягг, беря на руки Грибо.
Тот безвольно повис у нее на руке, как перехваченный посередине пузырь с водой.
Для нянюшки Ягг ее любимец Грибо по-прежнему оставался миленьким котеночком, который гоняет по полу шерстяные клубочки.
Для всего же остального мира он был здоровенным котярой, вместилищем
совершенно невероятных и неуемных жизненных сил, таящихся под шкурой,
которая походила не столько на шерсть, сколько на кусок хлебного мякиша,
дней десять пролежавшего в сыром месте. Чужие люди часто жалели кота,
поскольку у него практически полностью отсутствовали уши, а морда
выглядела так, будто на нее медведь наступил. Хотя они этого и не знали,
но подобное уродство являлось следствием того, что Грибо пытался
драться и насиловать абсолютно все, вплоть до запряженной четверкой
лошадей кареты, считая это делом кошачьей чести. Когда Грибо шествовал
по улице, даже самые свирепые псы начинали скулить и прятались под
крыльцо. Лисы держались от деревни подальше, а волки вообще обходили ее
стороной.
– Милый мой, старый верный дружочек… – проворковала нянюшка.
Грибо устремил на матушку Ветровоск тот исполненный самодовольного
злорадства взгляд, который коты всегда приберегают для недолюбливающих
их людей, и нагло замурчал. Грибо, пожалуй, был единственным котом,
который умудрялся мурча похихикивать.

...Посреди дивного букета цветов перед Бананито появилась голова кошки, мяукающей совсем как Хромоножка. От неожиданности художник проснулся и, бросив взгляд на дверь, понял, что все еще находится в неволе. Но смотровое окошко в двери было открыто, и через его маленькое отверстие на него смотрела мордочка Кошки-хромоножки, которая продолжала мяукать уже наяву. - Бананито, Бананито! Ну и здоров же ты спать! - Кого я вижу! Даю голову на отсечение, если это не усы Кошки-хромоножки! - Проснулся, соня? Ну конечно же это я, Кошка-хромоножка, да еще с лапкой, которую ты сам мне пририсовал. Надо сказать, действует она на славу. И, говоря это, Хромоножка вся сжалась, чтобы пролезть через узкое окошко, прыгнула в камеру и, подбежав к Бананито, лизнула ему руку. - Я пришла, чтобы помочь тебе. - Я тебе очень благодарен. Но как ты это сделаешь? - Пока не знаю. Думаю, что мне удастся выкрасть ключи.. .

(Джанни Родари "Джельсомино в стране лжецов"

"(...) у зеркальных дверей торгсина на Смоленском рынке появился длинный гражданин в клетчатом костюме и с ним черный крупный кот. Ловко извиваясь среди прохожих, гражданин открыл наружную дверь магазина. Но тут маленький, костлявый и крайне недоброжелательный швейцар преградил ему путь и раздраженно сказал:
— С котами нельзя.
— Я извиняюсь, — задребезжал длинный и приложил узловатую руку к уху, как тугоухий, — с котами, вы говорите? А где же вы видите кота?
Швейцар выпучил глаза, и было отчего: никакого кота у ног гражданина уже не оказалось, а из-за плеча его вместо этого уже высовывался и порывался в магазин толстяк в рваной кепке, действительно, немного смахивающий рожей на кота. В руках у толстяка имелся примус.
Эта парочка посетителей почему-то не понравилась швейцару-мизантропу.
— У нас только на валюту, — прохрипел он, раздраженно глядя из-под лохматых, как бы молью изъеденных, сивых бровей.
— Дорогой мой, — задребезжал длинный, сверкая глазом из разбитого пенсне, — а откуда вам известно, что у меня ее нет? Вы судите по костюму?
Никогда не делайте этого, драгоценнейший страж! Вы можете ошибиться, и притом весьма крупно. Перечтите еще раз хотя бы историю знаменитого калифа Гарун-аль-Рашида. Но в данном случае, откидывая эту историю временно в сторону, я хочу сказать вам, что я нажалуюсь на вас заведующему и порасскажу ему о вас таких вещей, что не пришлось бы вам покинуть ваш пост между сверкающими зеркальными дверями.
— У меня, может быть, полный примус валюты, — запальчиво встрял в разговор и котообразный толстяк, так и прущий в магазин. (...)" М. Булгаков, "Мастер и Маргарита")))))))

...Обычно Пит пользовался своей дверью, но категорически отказывался выходить через нее, как только выпадал снег. Тогда он принуждал меня открывать ему человечью дверь.

Еще пушистым шустрым котенком Пит выработал для себя простую философию, в соответствии с которой я должен был отвечать за жилье, пищу и погоду, а он — за все остальное. Особая ответственность, считал он, лежала на мне за погоду. А вы знаете, что зимы к Коннектикуте хороши только разве что на рождественских открытках.



Той зимой Пит взял за правило подходить к своей двери, обнюхивать ее — и поворачивать обратно. Его, видите ли, не устраивало противное белое вещество, покрывавшее землю и все вокруг. Он начинал приставать ко мне, чтобы я открыл ему человечью дверь, ибо был твердо убежден: хоть одна из дверей да должна открываться в лето. Поэтому всякий раз мне приходилось обходить вместе с ним все одиннадцать дверей и приоткрывать их по очереди, дабы он убедился, что за каждой из них та же зима. И с каждым новым разочарованием росло его недовольство мною.

И все-таки он оставался дома до тех пор, пока гидравлика естества не понуждала его выходить наружу. Когда он возвращался, льдинки на лапах стучали по полу, словно башмаки на деревянной подошве. Он свирепо посматривал на меня и отказывался мурлыкать, пока не слизывал льдинки, после чего милостиво прощал меня — до следующего раза. Но он никогда не прекращал искать Дверь в Лето. . .

Его появление в кошачьей колонии было для нее подлинным бедствием. Я редко испытываю неприязнь к животным. Если они бросаются на людей, то лишь под воздействием панического страха. Но только не Борис! Это был злобный тиран — и я начал навещать миссис Бонд гораздо чаще из-за его привычки задавать таску своим единоплеменникам. Я без конца зашивал разорванные уши и накладывал повязки на располосованные бока.
Помериться силами нам довелось довольно быстро. Миссис Бонд хотела, чтобы я дал ему дозу глистогонного, и я уже дер жал наготове зажатую пинцетом маленькую таблетку. Сам толком не знаю, как мне удалось его схватить, но я все-таки взгромоздил Бориса на стол и перепеленал его с поистине космической быстротой, слой за слоем навертывая на него плотное полотно. На несколько секунд я уверовал, что сумел с ним совладать он уже не вырывался, а только жег меня полным ненависти взглядом больших сверкающих глаз. Но едва я сунул пинцет ему в рот, как он злобно укусил инструмент, и я услышал треск материи, рвущейся изнутри под рывками могучих когтей. Все кончилось в один момент. Из кокона высунулась длинная нога и полоснула меня по кисти. Я невольно чуть разжал пальцы, стискивающие черную шею, Борис тотчас впился зубами в подушечку ладони сквозь кожаную перчатку — и был таков. А я, окаменев, тупо уставился на зажатый в пинцете обломок таблетки, на свою окровавленную ладонь и бесформенные лохмотья, в которые превратилась крепкая минуту назад простыня. С тех пор Борис смотрел на меня с омерзением, как, впрочем, и я на него.. .

— Мистер Хэрриот, боюсь, кость застряла в зубах у Бориса, — виновато сказала миссис Бонд.
— У Бориса! — Я даже поперхнулся. — Но как мы его изловим?
— А я его перехитрила! — ответила она скромно. — Мне удалось заманить его в кошачью корзину на его любимую рыбку.
Тристан положил ладонь на большую плетеную корзину, стоявшую посредине стола.
Примерно треть секунды скорченный зверь внутри и Тристан снаружи мерились напряженными взглядами, а затем глянцевая черная бомба бесшумно взвилась из корзины и пронеслась на верх высокого буфета мимо левого уха своего освободителя. .
Через минуту Тристана осенила блестящая мысль: он внезапно взмыл в воздух и ухватил Бориса за хвост. Но лишь на миг. Могучий кот сразу вырвался и вихрем понесся по кухне — по шкафам, шкафчикам, занавескам, круг за кругом, точно мотоциклист на вертикальной стене. . .
Бориса мы так и не поймали и предоставили кости самой выбираться из его зубов, а потому с точки зрения ветеринарии этот визит назвать успешным никак нельзя.