Игра в бисер. И новый день меня берёт в тиски

В заботах каждого дня
Живу, - а душа под спудом
Каким-то пламенным чудом
Живет помимо меня.

И часто, спеша к трамваю
Иль над книгой лицо склоня,
Вдруг слышу ропот огня -
И глаза закрываю.

Остынь! Остынь, моя тоска,
И страх, и страсть, судьбы забава,
Плесни на сердце горсть песка-
Ты вспыхнуть не имела права...
...Полночных встреч прекрасный сон,
Запретный плод, дурная слава...
Мой жаркий бред, мой ясный свет-
На вас я не имею права...

Страданье проданной любви,
постылых губ его отрава...
О боже! Что же ты творишь?...
Он на меня имеет право...
1986

Евгений Гришковец. Как я съел собаку

Идешь в школу, темно, потому что зима. Все очень знакомо, все звуки мешают жить.
Ну, вот такая тропиночка по снегу, деревья, снег. Впереди маячат другие
бедолаги, какие-то мамы дергают вялых первоклассников. Снег, ветки, холодно.
Ты идешь, вот так, ну, чтобы руки не касались рукавов, а сквозь ветки и
снег на втором этаже светятся три окна. Светятся таким ядовитым, особым
светом. Это кабинет русского языка. И сейчас будет сразу два урока русского
подряд.... И ты идешь, но это хуже всего, это горе, это нестерпимая...
И ведь ты все выучил, и уроки сделаны, и, в общем, бояться нечего.
Но.... Эти три окна.... И в голове проскакивают разные варианты того, как
этого можно избежать, и мысли о том, как было бы здорово, если бы..., или о
том, что пацаны из 48-й школы рассказывали, как они.... Но ты идешь....
Ужас....

Постой! Погрейся у огня.
Путь длинный у тебя в запасе.
И ночь, в своей монашьей рясе,
Еще помучает тебя.

Еще не раз, в тревожной мгле,
Ты бросишься к оконной раме.
И тень слезы, подобно ране,
Отобразится на стекле

Уже не справиться с ознобом.
Руке не удержать пер,
И все, что было – все старо.
О новом разговор особый.

Измученный, поймешь к утру,
что ожидания напрасны.
И час назад, вдруг станет ясно,
Венчали зло и доброту.

Л. П.

Андрей Коровин
УТРЕННИЙ РЕЙС

медленный как “трамвай “желание”
утренний зелёный автобус

когда-нибудь я доеду на нём
до станции Подольск
до реки Потудань
до китайской границы

его водитель
немолодой хладнокровный скиф
иссушенный многолетней ездой
никуда не торопится

солнце всё также всходит и заходит
последнюю тысячу лет

хоть бы раз небесный диспетчер
изменил его вечный маршрут

.
Андрей Коровин
СТАНЦИЯ СЕВАСТОПОЛЬСКАЯ

поезд следует до станции севастопольская

и вот въезжаю я в Севастополь
выхожу из метро и вижу
Лёшу Остудина и Сашу Кабанова
и ведут они меня под ручки белые
на пристань Графскую
и говорят

есть многое на свете друг Коровин
и наливают виски двести грамм

и продолжают
выпьем за бессмертных
за Моцарта в его холерной яме
за Мандельштама в лагерных сугробах
за Гумилева в огненном столпе
за тех кто знал
как надо петь и плакать
и жизнь хлебал
большой столовой ложкой
и наливают виски двести грамм

а вот ещё Остудин скажет пробуй
с икрою щуки и кусочком лайма
двенадцать лет томился этот виски
чтоб мы его с тобой в Крыму вот так

я не скажу что я предпочитаю
французские классические вина
а буду говорить о Мандельштаме
и письма Ходасевича из Крыма
читать на память