(экспромт на фразу)
--------------
Вновь занавес бесшумно поднимают.
Скажу себе: ""Аминь! " Бедняга Йорик! "
Как путь артиста часто зол и горек,
Когда тебя толпа не понимает.
А если зал гудит и люди в нём,
Единым нервом пульс колеблет души,
Как заревом, божественным огнём,
Ничто моей короны не нарушит.
Я жилы рвал, просил Вас дать ответ
На "быть -не быть",что вечно не умрёт,
И будет жечь, хотя погаснет свет
И занавес бесшумно упадет.
А. Блок
Тяжелый занавес упал.
Толпа пронзительно кричала,
А я, униженный, молчал —
Затем, что ты рукоплескала.
И этот вычурный актер
Послал тебе привет нежданный,
И бросил дерзкий, жадный взор
К твоим плечам благоуханным!
Но нет! довольно! Боже мой!
Устал я ревностью терзаться!
Накинь личину! Смейся! Пой!
Ты, сердце, можешь разорваться!
С. Моэм
Театр
Четыре часа спустя всё было уже позади. Пьесу прекрасно принимали с самого начала; публика, самый бомонд, несмотря на неподходящее время года, была рада после летнего перерыва вновь очутиться в театре, и ей нетрудно было угодить. Это было удачным началом театрального сезона. Каждый акт завершался бурными аплодисментами. После окончания спектакля было больше десяти вызовов. На последние два Джулия выходила одна, и даже она была поражена горячим приемом….
………
– Брось. Если кто нибудь когда нибудь подставлял другому ножку, так это ты сегодня – Эвис. Я не мог на тебя сердиться, ты так красиво это сделала.
Тут уж Джулия была не в состоянии скрыть лёгкую улыбку. Похвала всегда приятна артисту. Единственная большая мизансцена Эвис была во втором акте. Кроме неё, в ней участвовала Джулия, и Майкл поставил сцену так, что всё внимание зрителей должно было сосредоточиться на девушке. Это соответствовало и намерению драматурга. Джулия, как всегда, следовала на репетициях всем указаниям Майкла. Чтобы оттенить цвет глаз и подчеркнуть белокурые волосы Эвис, они одели её в бледно голубое платье. Для контраста Джулия выбрала себе жёлтое платье подходящего оттенка. В нём она и выступала на генеральной репетиции. Но одновременно с желтым Джулия заказала себе другое, из сверкающей серебряной парчи, и, к удивлению Майкла и ужасу Эвис, в нём она и появилась на премьере во втором акте. Его блеск и то, как оно отражало свет, отвлекало внимание зрителей. Голубое платье Эвис выглядело рядом с ним линялой тряпкой. Когда они подошли к главной мизансцене, Джулия вынула откуда то – как фокусник вынимает из шляпы кролика – большой платок из пунцового шифона и стала им играть. Она помахивала им, она расправляла его у себя на коленях, словно хотела получше рассмотреть, сворачивала его жгутом, вытирала им лоб, изящно сморкалась в него. Зрители, как заворожённые, не могли оторвать глаз от красного лоскута. Джулия уходила в глубину сцены, так что, отвечая на её реплики, Эвис приходилось обращаться к залу спиной, а когда они сидели вместе на диване, взяла девушку за руку, словно бы повинуясь внутреннему порыву, совершенно естественным, как казалось зрителям, движением и, откинувшись назад, вынудила Эвис повернуться в профиль к публике. Джулия ещё на репетициях заметила, что в профиль Эвис немного похожа на овцу. Автор вложил в уста Эвис строки, которые были так забавны, что на первой репетиции все актёры покатились со смеху. Но сейчас Джулия не дала залу осознать, как они смешны, и тут же кинула ей ответную реплику; зрители, желая услышать её, подавили свой смех. Сцена, задуманная как чисто комическая, приобрела сардонический оттенок, и персонаж, которого играла Эвис, стал выглядеть одиозным. Эвис, не слыша ожидаемого смеха, от неопытности испугалась и потеряла над собой контроль, голос её зазвучал жестко, жесты стали неловкими. Джулия отобрала у Эвис мизансцену и сыграла её с поразительной виртуозностью. Но её последний удар был случаен. Эвис должна была произнести длинную речь, и Джулия нервно скомкала свой платочек; этот жест почти автоматически повлек за собой соответствующее выражение: она поглядела на Эвис встревоженными глазами, и две тяжелые слёзы покатились по её щекам. Вы чувствовали, что она сгорает со стыда за ветреную девицу, вы видели её боль из за того, что все её скромные идеалы, её жажда честной, добродетельной жизни осмеиваются столь жестоко. Весь эпизод продолжался не больше минуты, но за эту минуту Джулия сумела при помощи слёз и муки, написанной на лице, показать все горести жалкой женской доли. С Эвис было покончено навсегда.
– А я, дурак, ещё хотел подписать с ней контракт, – сказал Майкл….»
опять про огнемет, вы меня побить хотите?)