Литература

Памяти Михаила Леоновича Гаспарова хотелось бы доброе слово?

В последние годы Михаил Леонович занимался тем, что можно было бы назвать
грамматикой поэзии, хотя сам он этого названия избегал (видимо, чтобы
дистанцироваться от непрезентабельных опытов Р. О. Якобсона) и предпочитал
говорить о лингвистике стиха (см. его книгу в соавторстве с Т. В. Скулачевой
«Статьи о лингвистике стиха» — М., 2004). Эти работы продолжили основную линию
гаспаровских стиховедческих интересов. Он выяснял, как — при заданном размере
— в стихе размещаются слова с разными грамматическими параметрами или, другими
словами, какие синтаксические конструкции появляются на разных метрических
отрезках строки. В первую очередь из поэтического текста извлекаются таким
образом «ритмико-синтаксические клише». Скажем, конец строки четырехстопного
ямба благоприятствует появлению трехсложных прилагательных с ударением на
последнем слоге (типа молодóй, роковóй, золотóй); появление таких
прилагательных существенно ограничивает грамматический репертуар
предшествующих ему слов; чаще всего это будет определяемое данным
прилагательным существительное. Так и возникают ритмико-синтаксические клише.
И авторы вновь приводят пространные списки однородного поэтического материала:
И возле девы молодой. И взоры девы молодой. Во взорах девы молодой. За душу
девы молодой. О жизни девы молодой. Как перси девы молодой. Иль письма девы
молодой. В светлицу девы молодой. Он сердце девы молодой. Вот четки девы
молодой. Вкруг шеи девы молодой. Нет слез у девы молодой. Проститься с девой
молодой. Прощаясь с девой молодой и т. д. (с. 207). Виктор Живов. Совершенный словоиспытатель\Памяти Михаила Леоновича Гаспарова «НЛО» 2006, №77

Он выщелкал своё Слово, которому нет равных, \ нагайка его сверкала, как молния в небесах, \На хрупких его ладонях чернели свежие раны: \ резная её рукоятка нещадно могла кусать. Тим Скоренко 2009 Вечерний Гондольер. 163 номер Нагайка, кольцо и тамбура
Михаил Леонович Гаспаров - это Солнце мировой филологии. Титан. Человек - эпоха. "Его вклад в филологию измеряется не только многими книгами, каждая из которых становилась событием, но и организацией филологического пространства. Событием было само его присутствие в науке, которое будет и пребудет.. ".

Памяти Михаила Леоновича Гаспарова

Лѣниво плещется туманный Ахеронъ.
Куда ни лучъ, ни щебетъ птичiй
Не проникали ввѣкъ, - безтрепетный Харонъ
Плыветъ за новою добычей.

Пока сѣчетъ ладья свинцовые бугры, -
Среди надеждъ, среди рыданiй,
Ждутъ души, обнажась ненужной мишуры,
Земныхъ страстей и упованiй.

Неравенъ ихъ удѣлъ. Блаженъ, кому дана
Жизнь безъ коварства и безъ злости –
Пройти, не загасивъ курящагося льна,
Не преломивъ ничтожной трости!

Кто черной завистью пера не омочилъ,
Чей миръ не возмутила злоба;
Кто отъ земныхъ суетъ спокоенъ опочилъ
И подошелъ ко двери гроба.

Кого лишь Истина взносила выше звѣздъ
Сквозь очистительное пламя,
Чьи собесѣдники – кипящiй Арiостъ
И Пиндаръ съ мощными крылами.

Тѣнь удаляется. Послѣднiе шаги
Звучатъ легко и безнадежно.
Вотъ скроется изъ глазъ. О Боже, помоги
Его невѣрью, если можно!

8 ноября 2005 года

(А. И. Любжинъ, изъ сб. «Сирень Таврическаго сада», М., 2012. Орѳографiя авторская)
Юра Рогов
Юра Рогов
8 860
Лучший ответ
Я — человек. Считается, что уже поэтому я — личность. Если я — личность, то какие я чувствую за собой права? Никаких. Я не сам себя создал, и Господь Бог не трудился надо мной, как над Адамом. Меня создало общество — пусть даже это были только два человека из общества, отец и мать. Зачем меня создало общество? Чтобы посмотреть, что из меня получится. Если то, что ему на пользу — хорошо, пусть я продолжаю существовать. Если нет — тогда в переплавку, в большую ложку Пуговичника из «Пер Гюнта».

Почему я не чувствую за собой права на существование? Потому что мне достаточно представить себя на необитаемом острове — в одиночку, как самодовлеющую личность. Выживу ли я? От силыдва-тридня. Голод, холод, хищные звери, ядовитые травы — нет, единственное мое заведомое личное право — умирать с голоду. Все остальные права — дареные. (Триста лет назад, когда общество еще не было таким дифференцированным, может быть, выжил бы. И Дефо написал бы с меня «Робинзона Крузо», изрядно идеализировав. Но времена робинзонов, которые будто бы сами творят цивилизацию (а не она — их), давно прошли. Кстати, Робинзон с Пятницей — кто они были: нация? народ? этнос? с этническим большинством и этническим меньшинством?)