Коньяк в литер. произведениях?

Федор Достоевский. Братья Карамазовы.

"He думай тоже, что я с пьяну болтаю. Я совсем не с пьяну. Коньяк есть коньяк, но мне нужно две бутылки, чтоб опьянеть... " (Митя)
"В беседке стоял деревянный зеленый стол, врытый в землю, а кругом шли лавки, тоже зеленые, на которых еще можно было сидеть. Алеша сейчас же заметил восторженное состояние брата, но, войдя в беседку, увидал на столике полбутылки коньяку и рюмочку. "
-----------------------------------------------
Евгений Евтушенко

Две дикторши

Нервные,
деловитые,
накрывши стол кое-как,
две дикторши телевидения
сидели
и пили коньяк.
Коньяк был плохой,
тираспольский —
хуже куда уж быть!
Но пили они,
будьте ласковы,—
геологам так бы пить.
Лица у них размильонены.
В сплетнях они растрезвонены,
так что порою в ярости
от собственной популярности.
Идешь ты с работы,
Валечка.
Прижата к губам твоим варежка,
и знаешь, что там, на Сретенке,
окошко твое не светится.
Мертвенно там и холосто,
и как на улице холодно.
А кто-то,
узнав ошарашенно,—
с бумажечкой и карандашиком...
Ты вроде счастливей, Анечка.
Ты любишь мужа и мальчика.
Но вот ты бредешь,
усталая,
какая-то старая-старая.
Сумка руку оттягивает.
Рыба в ней еще вздрагивает.
Сумка опять перекладывается,
а кто-то узнал,
переглядывается.
Но вот —
кавалеры вытурены,
и все сигареты выкурены,
и только лимон солененький,
и только поэт зелененький,
пока еще не размильоненный,
но жаждущий этого так,
что дикторши с горькой иронией
ему наливают коньяк.
1956
-------------------------------------
Владимир Высоцкий

Про черта

У меня запой от одиночества -
По ночам я слышу голоса...
Слышу - вдруг зовут меня по отчеству, -
Глянул - черт, - вот это чудеса!
Черт мне корчил рожи и моргал,
А я ему тихонечко сказал:

"Я, брат, коньяком напился вот уж как!
Ну, ты, наверно, пьешь денатурат...
Слушай, черт-чертяка-чертик-чертушка,
Сядь со мной - я очень буду рад...
Да неужели, черт возьми, ты трус?!
Слезь с плеча, а то перекрещусь! "

Черт сказал, что он знаком с Борисовым -
Это наш запойный управдом, -
Черт за обе щеки хлеб уписывал,
Брезговать не стал и коньяком.
Кончился коньяк - не пропадем, -
Съездим к трем вокзалам и возьмем.

Я устал, к вокзалам черт мой съездил сам...
Просыпаюсь - снова черт, - боюсь:
Или он по новой мне пригрезился,
Или это я ему кажусь.
Черт ругнулся матом, а потом
Целоваться лез, вилял хвостом.

Насмеялся я над ним до коликов
И спросил: "Как там у вас в аду
Отношение к нашим алкоголикам -
Говорят, их жарят на спирту?! "
Черт опять ругнулся и сказал:
"И там не тот товарищ правит бал! "

...Все кончилось, светлее стало в комнате, -
Черта я хотел опохмелять,
Но растворился черт как будто в омуте...
Я все жду - когда придет опять...
Я не то чтоб чокнутый какой,
Но лучше - с чертом, чем с самим собой.
1965г.

Вообще всё на свете вдруг показалось ему таким гнусным и отвратительным, что он почувствовал потребность напиться и избавиться от мировой скорби.

Он вышел из вагона и пошёл искать Швейка.

— Послушайте, Швейк, — обратился он к нему, — вы не знаете, где бы раздобыть бутылку коньяку? Мне что-то не по себе.
...
Он дал Швейку пятнадцать крон и приказал действовать немедленно, но никому не говорить, для кого понадобился коньяк и кто его послал за бутылкой, так как это, собственно говоря, дело запрещённое.
...
Швейк вошёл в палатку, но заплатил только после того, как господин с пейсами раскупорил бутылку и дал ему попробовать. Коньяком Швейк остался доволен и, спрятав бутылку за пазуху, направился к вокзалу.
...
— Где был, подлец? — преградил ему дорогу подпоручик Дуб.

— Осмелюсь доложить, господин лейтенант, ходил за конфетами. — Швейк сунул руку в карман и вытащил оттуда горсть грязных, покрытых пылью конфет. — Если господин лейтенант не побрезгует… я их пробовал, неплохие. У них, господин лейтенант, такой приятный особый вкус, как у повидла.

Под мундиром Швейка обрисовывались округлые очертания бутылки.

Подпоручик Дуб похлопал Швейка по груди:

— Что несёшь, мерзавец? Вынь!

Швейк вынул бутылку с желтоватым содержимым, на этикетке которой чёрным по белому было написано «Cognac».

— Осмелюсь доложить, господин лейтенант, — проговорил Швейк, ничуть не смутившись, — я в эту бутылку из-под коньяка накачал немного воды. У меня от этого самого вчерашнего гуляша страшная жажда. Только вода там, в колодце, как видите, господин лейтенант, какая-то желтоватая. По-видимому, это железистая вода. Такая вода очень полезна для здоровья.

— Раз у тебя такая сильная жажда, Швейк, — дьявольски усмехаясь, сказал подпоручик Дуб, желая возможно дольше продлить сцену, которая должна была закончиться полным поражением Швейка, — так напейся, но как следует. Выпей всё сразу!

Подпоручик Дуб наперёд представил себе, как Швейк, сделав несколько глотков, не в состоянии будет продолжать, а он, подпоручик Дуб, одержав над ним полную победу, скажет: «Дай-ка и мне немножко, у меня тоже жажда». Посмотрим, как будет выглядеть этот мошенник в грозный для него час! Потом последует рапорт и так далее.

Швейк открыл бутылку, приложил её ко рту, и напиток глоток за глотком исчез в его горле.

Подпоручик Дуб оцепенел.
...

Пять минут спустя Швейк появился в штабном вагоне у поручика Лукаша, таинственным жестом вызвал его из вагона и сообщил ему:

— Осмелюсь доложить, господин обер-лейтенант, через пять, самое большее через десять минут я буду совершенно пьян и завалюсь спать в своём вагоне; смею вас просить, чтобы вы, господин обер-лейтенант, меня в течение, по крайней мере, трёх часов не звали и никаких поручений не давали, пока я не высплюсь. Всё в порядке, но меня поймал господин лейтенант Дуб. Я ему сказал, что это вода, и был вынужден при нём выпить целиком бутылку коньяку, чтобы доказать, что это действительно вода. Всё в порядке. Я, согласно вашему пожеланию, ничего не выдал и был осторожен. Но теперь, осмелюсь доложить, господин обер-лейтенант, я уже чувствую, как у меня отнимаются ноги.
...
— Изыди, бестия! — крикнул, но без гнева, поручик Лукаш, зато подпоручик Дуб стал в его глазах, по крайней мере, процентов на пятьдесят менее симпатичным, чем был до сих пор.

Швейк осторожно влез в свой вагон и, укладываясь на своей шинели и вещевом мешке, сказал, обращаясь к старшему писарю и ко всем присутствующим:

— Жил-был один человек. Как-то раз надрызгался он и попросил его не будить…

После этих слов Швейк повернулся на бок и захрапел.

Вскоре выдыхаемые им винные пары наполнили всё помещение, так что повар-оккультист Юрайда, втягивая ноздрями воздух, воскликнул:

— Чёрт побери! Пахнет коньяком!

Э. Хемингуэй "Фиеста"

"...-Ну, как он? - Я доставал коньяк, содовую и стаканы.
- Одну каплю только, - сказала Брет. - Не спаивай меня. Граф? Ничего.
Он свой.
- Он правда граф?
- Твое здоровье. Пожалуй, правда. Во всяком случае, достоин быть
графом. Черт его дери, чего он только не знает о людях! И где он всего
этого набрался. Держит сеть кондитерских в Америке.
Она отпила из своего стакана.
- Кажется, он сказал "сеть". Что-то в этом роде. Сплетает их -
рассказал мне про них кое-что. Страшно интересно. Но он свой. Совсем свой.
Никаких сомнений. Это сразу видно.
Она отпила еще глоток.
- А в общем, какое мне дело до него? Ты хоть не сердишься? Он, знаешь,
очень помогает Зизи.
- А Зизи что, настоящий герцог?
- Очень может быть. Греческий, понимаешь? Художник он никудышный. Граф
мне понравился.
- Где ты была с ним?
- О, повсюду. А сейчас он привез меня сюда. Предлагал мне десять тысяч
долларов, если я поеду с ним в Биарриц. Сколько это на фунты?
- Около двух тысяч.
- Куча денег. Я сказала ему, что не могу. Он принял это очень мило.
Сказала, что у меня слишком много знакомых в Биаррице.
Брет засмеялась.
- Лениво ты меня догоняешь, - сказала она, я до сих пор только пригубил
свой коньяк с содовой. Я отпил большой глоток.
- Вот это уже лучше, - сказала Брет. - Очень смешно. Он хотел, чтобы я
поехала с ним в Канн. Говорю, у меня слишком много знакомых в Канне.
Монте-Карло. Говорю, у меня слишком много знакомых в Монте-Карло. И вообще
повсюду. Это правда, между прочим. Так вот, я попросила привезти меня
сюда.
Она смотрела на меня, поставив локоть на стол, подняв стакан.
- Что ты на меня так смотришь? Я сказала ему, что влюблена в тебя. И
это тоже правда. Что ты на меня так смотришь? Он принял это очень мило.
Хочет завтра повезти нас ужинать. Поедешь?
- Почему же нет?
- Ну, мне пора идти.
- Зачем?
- Я только хотела повидать тебя. Ужасно глупая затея. Может быть, ты
оденешься и сойдешь со мной вниз? Он ждет с машиной в двух шагах отсюда.
- Граф?
- Ну да. И шофер в ливрее. Хочет покатать меня. А потом позавтракать в
Булонском лесу. Вино корзинами. Брал у Зелли. Дюжина бутылок Мумма. Не
соблазнишься? .."

...Я открыл ворота и подготовил насос бензиновой колонки. Всегда в это время уже подъезжали заправляться первые машины.

Вдруг за своей спиной я услышал хриплое кряхтение, – казалось, будто под землей проворачивают ржавый винт. Я остановился и прислушался. Потом пошел через двор обратно в мастерскую и осторожно приоткрыл дверь. В полутемном помещении, спотыкаясь, бродило привидение. Оно было в грязном белом платке, синем переднике, в толстых мягких туфлях и размахивало метлой; весило оно не менее девяноста килограммов; это была наша уборщица Матильда Штосс.

Некоторое время я наблюдал за ней. С грацией бегемота сновала она взад и вперед между автомобильными радиаторами и глухим голосом напевала песню о верном гусаре. На столе у окна стояли две бутылки коньяка. В одной уже почти ничего не оставалось. Накануне вечером она была полна.

– Однако, фрау Штосс… – сказал я.

Пение оборвалось. Метла упала на пол. Блаженная ухмылка погасла. Теперь уже я оказался привидением.

– Исусе Христе, – заикаясь пробормотала Матильда и уставилась на меня покрасневшими глазами. – Так рано я вас не ждала.

– Догадываюсь. Ну как? Пришлось по вкусу?

– Еще бы, но мне так неприятно. – Она вытерла рот. – Я просто ошалела.

– Ну, это уж преувеличение. Вы только пьяны. Пьяны в дым.

Она с трудом сохраняла равновесие. Ее усики подрагивали, и веки хлопали, как у старой совы. Но постепенно ей все же удалось несколько прийти в себя. Она решительно шагнула вперед:

– Господин Локамп, человек всего лишь человек. Сначала я только понюхала, потом сделала глоточек, а то у меня с желудком неладно, – да, а потом, видать, меня бес попутал. Не надо было вводить в искушение старую женщину и оставлять бутылку на столе.

Уже не впервые заставал я ее в таком виде. Каждое утро она приходила на два часа убирать мастерскую; там можно было оставить сколько угодно денег, она не прикасалась к ним. Но водка была для нее что сало для крысы.

Я поднял бутылку:

– Ну конечно, коньяк для клиентов вы не тронули, а налегли на хороший, который господин Кестер держит для себя.

На обветренном лице Матильды мелькнула усмешка:

– Что правда, то правда – в этом я разбираюсь. Но, господин Локамп, вы же не выдадите меня, беззащитную вдову.

Я покачал головой:

– Сегодня нет.

Она опустила подоткнутые юбки.

– Ну, так я смоюсь. А то придет господин Кестер, и тогда такое начнется…

Кальвадос в Триумфальной арке Ремарка