Людей неинтересных в мире нет.
Их судьбы - как истории планет.
У каждой все особое, свое,
и нет планет, похожих на нее.
А если кто-то незаметно жил
и с этой незаметностью дружил,
он интересен был среди людей
самой неинтересностью своей.
У каждого — свой тайный личный мир.
Есть в мире этом самый лучший миг.
Есть в мире этом самый страшный час,
но это все неведомо для нас.
И если умирает человек,
с ним умирает первый его снег,
и первый поцелуй, и первый бой...
Все это забирает он с собой.
Да, остаются книги и мосты,
машины и художников холсты,
да, многому остаться суждено,
но что-то ведь уходит все равно!
Таков закон безжалостной игры.
Не люди умирают, а миры.
Людей мы помним, грешных и земных.
А что мы знали, в сущности, о них?
Что знаем мы про братьев, про друзей,
что знаем о единственной своей?
И про отца родного своего
мы, зная все, не знаем ничего.
Уходят люди... Их не возвратить.
Их тайные миры не возродить.
И каждый раз мне хочется опять
от этой невозвратности кричать.
Евтушенко Евгений Александрович
Источник:
https://millionstatusov.ru/stihi/sudba.html
Ваша лирика, поэзия, размышления?
Все зависит от того, какая идея надежнее и плотнее вплетается в ткань вашей жизни. Если вы по любому поводу заявляете: "И это пройдет", тогда понятен пафос вопроса и, связанные с ним, строки Евгения Александровича.
Но есть и другой подход: "Все остается". И в этом случае становятся так дороги настроение, мысль, переживание о. Павла Флоренского:
"Всё проходит, но всё остается. Это моё самое заветное ощущение – ничто не уходит совсем, ничто не пропадает, а где-то и как-то хранится.
Ценность пребывает, хотя мы и перестаем воспринимать ее… И прошлое, хотя бы и забытое, пребывает как-то и дает свои плоды. Вот поэтому, хоть и жаль прошлого, но есть живое ощущение его вечности". (о. Павел Флоренский, из письма к матери. Соловки, 1935)
О, Господи, откуда что берётся?
Откуда свет, что непрерывно льётся?
Откуда воздух, что слегка дрожит?
Откуда время, что всегда бежит?
А, может, нету времени. Есть племя
Придумавшее скорость, сроки, время? (Л. Миллер)
Осип Мандельштам
И Шуберт на воде, и Моцарт в птичьем гаме,
И Гёте, свищущий на вьющейся тропе,
И Гамлет, мысливший пугливыми шагами,
Считали пульс толпы и верили толпе.
Быть может, прежде губ уже родился шопот
И в бездревесности кружилися листы,
И те, кому мы посвящаем опыт,
До опыта приобрели черты.
Ноябрь 1933 — январь 1934
