ТВОРЧЕСКАЯ РАЗМИНКА: «Художники, ваятели, поэты, музыканты, строители, искатели, мыслители, певцы, вы скрепы невесомого»

ДОЗОР

Художники, ваятели, поэты, музыканты,
Строители, искатели, мыслители, певцы,
Плечами мир подъявшие, глядящие Атланты,
Вы скрепы невесомого, начала и концы.

Проклятие ли в творчестве, восторг ли, благодать ли,
Но каждый верный вымысел – бессмертный кипарис,
Вся пышность древней Мексики – в одном Кветцалькоатле,
Семь тысяч лет Египетских в едином – Озирис.

Несчётно повторённые юнцы, отцы и деды,
Стократно миллионные – "Возьми всю жизнь мою!",
Вы святы лишь велением шуршащих крыл Победы,
Лишь тем, что я, загрезивший, над пропастью – пою.

К. Бальмонт

Веласкес, Веласкес, единственный гений,
Сумевшей таинственным сделать простое,
Как властно над сонмом твоих сновидений
Безмолвствует Солнце, всегда молодое!
С каким униженьем, и с болью, и в страхе,
Тобою – бессмертные, смотрят шуты,
Как странно белеют согбенные пряхи
В величье рабочей своей красоты!

И этот Распятый, над всеми Христами
Вознесшийся телом утонченно-бледным,
И длинные копья, что встали рядами
Над бранным героем, смиренно-победным!
И эти инфанты, с Филиппом Четвертым,
Так чувственно-ярким поэтом-царем,
Во всем этом блеске, для нас распростертом,
Мы пыль золотую, как пчелы, берем!

Мы черпаем силу для наших созданий
В живом роднике, не иссякшем доныне,
И в силе рожденных тобой очертаний
Приветствуем пышный оазис в пустыне.
Мы так и не знаем, какою же властью
Ты был – и оазис, и вместе мираж, –
Судьбой ли, мечтой ли, умом, или страстью,
Ты вечно – прошедший, грядущий, и наш!

К. Бальмонт

ФРА АНДЖЕЛИКО

Если б эта детская душа
Нашим грешным миром овладела,
Мы совсем утратили бы тело,
Мы бы, точно тени, чуть дыша,
Встали у небесного предела.

Там, вверху, сидел бы добрый Бог,
Здесь, внизу, послушными рядами,
Призраки с пресветлыми чертами,
Пели бы воздушную, как вздох,
Песню бестелесными устами.

Вечно примиренные с Судьбой,
Чуждые навек заботам хмурным,
Были бы мы озером лазурным,
В бездне безмятежно-голубой,
В царстве золотистом и безбурном.

К. Бальмонт

АНДРЕЙ РУБЛЕВ

Я твердо, я так сладко знаю,
С искусством иноков знаком,
Что лик жены подобен раю,
Обетованному Творцом.

Нос – это древа ствол высокий;
Две тонкие дуги бровей
Над ним раскинулись, широки,
Изгибом пальмовых ветвей.

Два вещих сирина, два глаза,
Под ними сладостно поют,
Велеречивостью рассказа
Все тайны духа выдают.

Открытый лоб – как свод небесный,
И кудри – облака над ним;
Их, верно, с робостью прелестной
Касался нежный серафим.

И тут же, у подножья древа,
Уста – как некий райский цвет,
Из-за какого матерь Ева
Благой нарушила завет.

Все это кистью достохвальной
Андрей Рублев мне начертал,
И этой жизни труд печальный
Благословеньем Божьим стал.

Н. Гумилев

БАЙРОНУ

Я думаю об утре Вашей славы,
Об утре Ваших дней,
Когда очнулись демоном от сна Вы
И богом для людей.

Я думаю о том, как Ваши брови
Сошлись над факелами Ваших глаз,
О том, как лава древней крови
По Вашим жилам разлилась.

Я думаю о пальцах – очень длинных -
В волнистых волосах,
И обо всех – в аллеях и в гостиных -
Вас жаждущих глазах.

И о сердцах, которых – слишком юный -
Вы не имели времени прочесть
В те времена, когда всходили луны
И гасли в Вашу честь.

Я думаю о полутемной зале,
О бархате, склоненном к кружевам,
О всех стихах, какие бы сказали
Вы – мне, я – Вам...

М. Цветаева, 1913

БИЗЕ

Искателям жемчужин здесь простор:
Ведь что ни такт – троякий цвет жемчужин.
То розовым мой слух обезоружен,
То черный власть над слухом распростер.

То серым, что пронзительно остер,
Растроган слух и сладко онедужен,
Он греет нас, и потому нам нужен,
Таланта ветром взбодренный костер.

Был день – толпа шипела и свистала.
Стал день – влекла гранит для пьедестала.
Что автору до этих перемен!
Я верю в день, всех бывших мне дороже,
Когда сердца вселенской молодежи
Прельстит тысячелетняя Кармен!

И. Северянин, 1926

Я помню древнюю молитву мастеров:
Храни нас, Господи, от тех учеников,
которые хотят, чтоб наш убогий гений
Кощунственно искал все новых откровений.
Н. Гумилев

Дозор. Константин Бальмонт.

Художники, ваятели, поэты, музыканты,
Строители, искатели, мыслители, певцы,
Плечами мир подъявшие, глядящие Атланты,
Вы скрепы невесомого, начала и концы.

Проклятие ли в творчестве, восторг ли, благодать ли,
Но каждый верный вымысел – бессмертный кипарис,
Вся пышность древней Мексики – в одном Кветцалькоатле,
Семь тысяч лет Египетских в едином – Озирис.

Несчётно повторённые юнцы, отцы и деды,
Стократно миллионные – «Возьми всю жизнь мою!»,
Вы святы лишь велением шуршащих крыл Победы,
Лишь тем, что я, загрезивший, над пропастью – пою.

Юному поэту. Валерий Брюсов.
Юноша бледный со взором горящим,
Ныне даю я тебе три завета:
Первый прими: не живи настоящим,
Только грядущее - область поэта.
Помни второй: никому не сочувствуй,
Сам же себя полюби беспредельно.
Третий храни: поклоняйся искусству,
Только ему, безраздумно, бесцельно.
Юноша бледный со взором смущенным!
Если ты примешь моих три завета,
Молча паду я бойцом побежденным,
Зная, что в мире оставлю поэта.

Поэту. Валерий Брюсов.
Ты должен быть гордым, как знамя;
Ты должен быть острым, как меч;
Как Данту, подземное пламя
Должно тебе щеки обжечь.

Всего будь холодный свидетель,
На все устремляя свой взор.
Да будет твоя добродетель -
Готовность войти на костер.

Быть может, всё в жизни лишь средство
Для ярко-певучих стихов,
И ты с беспечального детства
Ищи сочетания слов.

В минуты любовных объятий
К бесстрастью себя приневоль,
И в час беспощадных распятий
Прославь исступленную боль.

В снах утра и в бездне вечерней
Лови, что шепнет тебе Рок,
И помни: от века из терний
Поэта заветный венок!

* * *
Пройдемте по миру, как дети,
Полюбим шуршанье осок,
И терпкость прошедших столетий,
И едкого знания сок.

Таинственный рой сновидений
Овеял расцвет наших дней.
Ребенок - непризнанный гений
Средь буднично-серых людей.
Максимилиан Волошин.

К. Д. Бальмонт