ПУШКИНУ–220: «Друзья мои, прекрасен наш союз! Он как душа неразделим и вечен – неколебим, свободен и беспечен…» (1825)

В 80-х годах прошлого века в СССР был издан двухтомник ДРУЗЬЯ ПУШКИНА, приобрести которой можно было только собрав и сдав энное количество макулатуры и получив заветные талоны.

Кто же там был из сотоварищей по Лицею? Вспомним их поимённо :Данзас, Дельвиг, Кюхельбекер, Малиновский, Матюшкин, Пущин, Яковлев.

Из них к числу друзей можно по большому счету причислить только Пущина как самого первого друга и Дельвига - самого, можно сказать, задушевного друга, с которым "наше всё " действительно был духовно очень близок.

Малиновский это лишь товарищ по играм, хотя и хороший товарищ.

Яковлев - всеобщий любимец и также личность отчасти творческая - тоже был, скорее, просто товарищем.

С Кюхельбекером у Пушкина сложились непростые отношения. Они и дружили, и неоднократно ссорились, однажды дело дошло аж до дуели. Вспомним, как П. обращается к нему, называет его злым глупцом и говорит, что ему, Пушкину, было "и кюхельбекерно, и тошно". Но всё же симпатия здесь явно преобладала. Надо сказать, что Кюхель окончил Лицей третьим по успеваемости, а "наше всё" тоже был третьим, но лишь с конца.

Матюшкин, сын дипломата и немки, уроженец Штутгарта, был очень покладистым, неконфликтным человеком, со всеми ладил. У него не было врагов и недоброжелателей, а уж с директором Энгельгардтом сложились наилучшие отношения, тот помог Матюшкину, вышедшему, подобно Пушкину, из Лицея в кислом звании коллежского секретаря, которому подобало вступить в статскую службу, устроиться к капитану Головнину на фрегат Камчатка мичманом. Впоследствии Матюшкин, как и двое других его товарищей-мичманов - Врангель и Литке - стал достаточно известной фигурой в истории флота, а те другие ещё и прославились как полярные исследователи. Коль скоро речь об Энгельгардте, то можно вспомнить что он, прекрасный педагог, смог "достучаться до сердец" практически всех своих подопечных, кроме лишь одного. О ком речь, понятно. Пушкин даже демонстративно переходил на другую сторону улицы, завидев идущего навстречу лицейского директора.

Остаётся Данзас, который попал в это число лишь из-за участия в пресловутой роковой дуели, другом его также назвать трудно.

Другие же лицеисты первого выпуска в список составителей не попали. Но любопытно, что Корф, например, уж совершенно не близкий Пушкину человек, вошёл в число членов комитета по установке памятника поэту в Москве, как и Матюшкин. А вот Горчаков отказался, сославшись на занятость.

Бог ему судья, может, и правда не до этого ему было, блестящему карьеристу и царедворцу.

Есть сведения, что Комовский, один из двух бывших лицейских, доживших до установки памятника работы Опекушина, якобы гордился тем, что был упомянут в одиозной Гаврилиаде. Странно как-то, трудно даже поверить, что столь религиозный, набожный человек мог так сделать...

Ладно, примем на веру.

Забавно, что текст песни выпускников Лицея должен был написать Пушкин, но так и не собрался, а сделал это первейший лентяй Дельвиг:)

Дельвиг, Пущин, Кюхельбекер (которого они называли Кюхля :-)

Союз оказался не без урода.

В первом наборе было тридцать лицеистов,
а закончило Лицей двадцать девять.
Константин Гурьев, крестник цесаревича Константина,
был исключён из Лицея за "греческие вкусы",
коими, паразит, занимался с товарищами не где-нибудь,
а в зале для торжеств под бюстом императора
Александра Первого.

Гурьев не выдал своих друзей, за что и был
жестоко наказан.

Вот тебе, бабушка, и гурьев день!))))))

19 октября (день основания лицея, постоянно отмечавшийся лицеистами первого выпуска)

...Печален я: со мною друга нет,
С кем долгую запил бы я разлуку,
Кому бы мог пожать от сердца руку
И пожелать веселых много лет.
Я пью один; вотще воображенье
Вокруг меня товарищей зовет;
Знакомое не слышно приближенье,
И милого душа моя не ждет.

Я пью один, и на брегах Невы
Меня друзья сегодня именуют...
Но многие ль и там из вас пируют?
Еще кого не досчитались вы?
Кто изменил пленительной привычке?
Кого от вас увлек холодный свет?
Чей глас умолк на братской перекличке?
Кто не пришел? Кого меж вами нет?

Он не пришел, кудрявый наш певец, (Корсаков, Николай Александрович, композитор, умерший 26 сентября 1820 г. во Флоренции.)
С огнем в очах, с гитарой сладкогласной:
Под миртами Италии прекрасной
Он тихо спит, и дружеский резец
Не начертал над русскою могилой
Слов несколько на языке родном,
Чтоб некогда нашел привет унылый
Сын севера, бродя в краю чужом.

Сидишь ли ты в кругу своих друзей,
Чужих небес любовник беспокойный? (Матюшкин, Федор Федорович (1799—1872), моряк; он был в это время уже в третьем плаванье, кругосветном.
Иль снова ты проходишь тропик знойный
И вечный лед полунощных морей?
Счастливый путь!.. С лицейского порога
Ты на корабль перешагнул шутя,
И с той поры в морях твоя дорога,
О волн и бурь любимое дитя!..

И ныне здесь, в забытой сей глуши,
В обители пустынных вьюг и хлада,
Мне сладкая готовилась отрада:
Троих из вас, друзей моей души,
Здесь обнял я. Поэта дом опальный,
О Пущин мой, ты первый посетил; (Пущин приезжал к Пушкину в Михайловское на один день, 11 января 1825 г.)
Ты усладил изгнанья день печальный,
Ты в день его лицея превратил.

Ты, Горчаков, счастливец с первых дней, (А. М. Горчаков встретился с Пушкиным у своего дяди, А. Н. Пещурова, в имении Лямоново, недалеко от Михайловского, летом 1825 г.)
Хвала тебе — фортуны блеск холодный
Не изменил души твоей свободной:
Все тот же ты для чести и друзей.
Нам разный путь судьбой назначен строгой;
Ступая в жизнь, мы быстро разошлись:
Но невзначай проселочной дорогой
Мы встретились и братски обнялись.

Когда постиг меня судьбины гнев,
Для всех чужой, как сирота бездомный,
Под бурею главой поник я томной
И ждал тебя, вещун пермесских дев,
И ты пришел, сын лени вдохновенный,
О Дельвиг мой: твой голос пробудил (Дельвиг гостил у Пушкина в Михайловском в апреле 1825 г.)
Сердечный жар, так долго усыпленный,
И бодро я судьбу благословил...

Служенье муз не терпит суеты;
Прекрасное должно быть величаво:
Но юность нам советует лукаво,
И шумные нас радуют мечты...
Опомнимся — но поздно! и уныло
Глядим назад, следов не видя там.
Скажи, Вильгельм, не то ль и с нами было, (Кюхельбекер)
Мой брат родной по музе, по судьбам?

Несчастный друг! средь новых поколений (пережил всех товарищей по выпуску А. М. Горчаков, умерший 84 лет.)
Докучный гость и лишний, и чужой,
Он вспомнит нас и дни соединений,
Закрыв глаза дрожащею рукой...

В первоначальной редакции были строфы, которые Пушкин не ввел в окончательный текст; после стиха "Минутное забвенье горьких мук..."

Спартанскою душой пленяя нас,
Воспитанный суровою Минервой,
Пускай опять Вальховский сядет первый,
Последним я, иль Брольо, иль Данзас.
Но многие не явятся меж нами...

После стиха "Ты в день его лицея превратил" следует строфа о И. В. Малиновском:

Что ж я тебя не встретил тут же с ним,
Ты, наш казак и пылкий и незлобный,
Зачем и ты моей сени надгробной
Не озарил присутствием своим?

После стиха "Он взял Париж, он основал лицей" следовало:

Куницыну дань сердца и вина!
Он создал нас, он воспитал наш пламень,
Поставлен им краеугольный камень,
Им чистая лампада возжена...

Куницын, Александр Петрович — преподаватель "нравственных и политических наук" в Царскосельском лицее, один из самых любимых и уважаемых профессоров Пушкина.

Огласить весь список, пожалуйста?)