"Проза Ирины Полянской соткана из мельчайших частиц бытия, насыщена движением, как солнечный луч - пылинками. И где бы вы ни попытались разъять живую материю рассказа, из нее, с несомненностью крови, брызнет жизнь - верный признак настоящего искусства."
Александр Иванченко "Урал" 1990 №5
В романе И. Полянской "Прохождение тени" идет о сложной, изломанной семейной истории, имеющей реальные биографические корни. Перипетии болезненно нескладных родительских судеб развиваются на фоне известных исторических катаклизмов ХХ века: война, немецкий и советский концлагеря… Семейные ссоры, измены и примирения происходят не где-нибудь, а в печально знаменитом атомном городке под Челябинском; там в лаборатории отца героини "разыгрывают сонату для тротила с динамитом". Отец - человек незаурядный, бывший коллега по "шарашке" знаменитого Зубра, Тимофеева-Ресовского.
Второй полифонически развивающийся романный сюжет - тоже совсем не радужный: история слепых музыкантов, студентов музыкального училища в провинциальном кавказском городе, вроде Пятигорска. И оба сюжета, вся "истрепанная партитура отношений", рассказаны, быть может, музыкой в не меньшей степени, чем словами.
Тень - ключевое слово романа, объясняющее мировидение и стиль писательницы. И открывается-то текст пением детского хора в минуту солнечного затмения, когда тень луны закрывает солнце. Далее тень понимается преимущественно как дух, отделившийся от плоти. Это преображение, разделение и есть, быть может, внутренний нерв, сокровенный сюжет повествования. Дух освобождается от плоти в миг соприкосновения с искусством, чаще - с музыкой. А когда для героини наступает момент пробуждения плоти - роман разом заканчивается.
Роман "Читающая вода" - это роман о кино. Или о вальяжном кинорежиссере, заведомо вымышленном современнике и собеседнике Мейерхольда, Эйзенштейна, Довженко, Дзиги Вертова. "Или" - потому что роман о кино и роман о режиссере не вовсе органичное целое. Роман сложился из повести-портрета богемного вельможного советского режиссера и захватывающего культурологического эссе о кинематографе - а с ним и о ровеснике кино, самом двадцатом веке, безжалостно точно запечатленном на волшебном экране.
"Читающая вода" - универсальная метафора романа, его магический кристалл. Здесь вода особенная - та самая, какой смыли последнюю гениальную картину заурядного дотоле режиссера, и она помнит действительно многое: "Жидкость на вид казалась невинной, мягкой, уступчивой, как вода, но в ее молекулярных структурах вращались невидимые жернова, способные перемолоть торжественное венчание Бориса на царство под звон московских колоколов, группы духовенства, окольничих, дворян, дьяков, старинные боярские роды Шуйских, Сицких, Черкасских, Бельских, Патрикеевых, Карповых, которые недорезал Иван Грозный, за что потом получил нарекание от Сталина в разговоре с Эйзенштейном… Эта жидкость обладала адской глубиной, раз она сумела утопить и историю, и музыку, и любовь…"
О кино И. Полянская пишет захватывающе интересно, с профессиональным блеском, забывая, кажется, о достоверности маски повествователя. Запоминаются яркие портреты-эмблемы: эпический, "гомеровского масштаба" поэт Довженко, умевший "обращаться со смертью, как Рубенс с формой"; снимающий сквозь огонь, воду, дым и угольную пыль Дзига Вертов, "слитый с камерой, как идущий в атаку красноармеец слит со своей винтовкой"; неповторимая Вера Холодная с ее самоотверженной нежностью и тихой жертвенностью… В этом эссе - вся история нашего кинематографа: от прощального взора Великого Немого до советских фильмов 70—80-х.