Подскажите художественное произведение с примером религиозной непримиримости. Прошу не путать с религиозной литературой.

Собачье сердце.

Достоевский "Идиот" Князь Мышкин о католицизме Хорошо обыгрывает этот текст Е. Миронов. Демонстрация непримиримости русского православного духа с католицизмом.
https://www.youtube.com/watch?v=LSrcGkksSRY

Овод. Этель Лилиан Войнич.
читала в юности.
меня сильно тогда впечатлило.
да и сечас... бедный кардинал Монтанелли.

Ежели тебя не пугает советская драматургия, то
Самуил Алешин, "Все остается людям".
Действие 3, картина 5 (приблизительно середина); Действие 4, картина 9 (в конце).

про Коперника что-нибудь или Джордано Бруно

Артур Миллер "Суровое испытание". Показаны нетерпимость и жуткое мракобесие в чистом виде. И люди из страха оговаривают друг друга, а те, кто молчит - те идут на виселицу. Есть шикарная экранизация.
Трудно выбрать нечто одно, но вот:

Хэйл. Какое обвинение предъявили вашей жене при аресте?

Фрэнсис (усмехнувшись). Она обвиняется в убийстве. (Саркастически цитирует ордер.) «Обвиняется в убийстве детей Энн Патнэм путем колдовства!» Что мне делать, мистер Хэйл?

Хэйл (отворачивается от Нэрса, заметно взволнован). Верьте, Нэрс, если окажется виновной Ребекка Нэрс, то можно без сожаления предать огню весь цветущий мир! Предадим себя в руки правосудия. И я уверен, что суд отпустит вашу жену домой.

Фрэнсис. Значит, ее подвергнут допросу?

Хэйл (с жалостью). Мистер Нэрс, сердца наши истекают кровью, но мы не имеем права отступать. Тревожно наше время, сэр. Мы обязаны поступиться старой дружбой и привычным уважением. Дьявол бродит по Сейлему! Да не дрогнет карающая длань над тем, на кого укажет перст господен!
Проктор (резко). Но как можно заподозрить Ребекку Нэрс в детоубийстве?

Хэйл (почти страдая). За час до падения дьявола господь тоже считал его невиновным.

Джайлс. Я вам сказал, что моя жена читает какие-то книги, но ведь это не значит, что она — ведьма.

Хэйл. Мистер Кори, а какое обвинение предъявили вашей жене?

Джайлс. Ее обвинил этот кровожадный ублюдок Уалькотт. Лет пять тому назад он купил у моей Марты свинью. Свинья вскоре сдохла, и он стал требовать, чтобы ему вернули деньги. А Марта моя сказала ему: «На таких кормах и ты бы сдох, ты же ее голодом уморил». А теперь он говорит, что она сдохла при помощи книг… что моя Марта околдовала свинью.

– Волнения! – Изо рта вспыхнувшего чеха вылетел и прилип к ладанке листок капусты. – Отличное словечко, ничего не скажешь! Вы здесь, в мирной стране, даже представить себе не можете, что выделывают в Чехии еретики, ареной каких несчастий стала она. Подзуженная еретиками, виклифистами, вальденсами и прочими слугами сатаны толпа оборотила свою бездумную злобу против веры и церкви. В Чехии подрывают веру в Бога и жгут его святыни. Убивают слуг Божиих!
– Действительно, – подтвердил, облизывая пальцы, Мельхиор Бурфусс, викарий любушского епископа, – вести доходят страшные. Верить не хочется…
– А верить надо! – еще громче выкрикнул Ян Неедлы. – Ибо ни одна весть не преувеличена!
Из его кружки выплеснулось пиво. Агнешка Кантнерувна непроизвольно отпрянула, заслонилась бедрышком каплуна, как щитом.
– Хотите примеры? Извольте! Избиты монахи в Чешском Броде и Помуке, убиты цистерцианцы в Збрацлаве, Велеграде и Мниховом Градище, умерщвлены доминиканцы в Писке, бенедиктинцы в Кладрубах и Постолоптрах, убиты невинные премонстратки в Хотишове, убиты священники в Чешском Броде и Яромере, ограблены и сожжены монастыри в Колине, Милевске и Златой Коруне, осквернены алтари и изображения святых в Бржевнове и Воднянах… А что вытворял Жижка, этот бешеный пес, этот антихрист и дьявольское отродье? Кровавая резня в Хомутове и Прахатицах, сорок священников живьем сожжены в Беруне, сожжены монастыри в Сазаве и Вилемове. Святотатства, коих не допустили бы и турки, жуткие преступления и жестокости, зверства, при виде которых вздрогнул бы сарацин! О, воистину, Боже, доколе ж ты не будешь судить и наказывать за кровь нашу?
Тишину, в который был слышен только шорох молитвы олесьницкого капеллана, прервал глубокий звучный голос смуглолицего и широкоплечего рыцаря, гостя князя Конрада Кантнера.
– Этого могло бы не быть.
– То есть? – поднял голову доминиканец. – Что вы, господин, хотите этим сказать?
– Всего этого можно было легко избежать. Достаточно было не сжигать на костре Яна Гуса в Констанце.
– Вы, – прищурился чех, – уже там, уже тогда защищали еретика, кричали, протестовали, петиции составляли, я-то знаю. А были и тогда не правы, и сейчас. Ересь распространяется, как плевелы, а Святое Писание велит сорняки выжигать огнем. Папские буллы наказывают…
– Оставьте буллы, – обрезал смуглолицый, – для соборных дискуссий, они смешно звучат, когда их приводят в корчме. А в Констанце я был прав, можете говорить что хотите. Люксембуржец королевским словом и охранной грамотой гарантировал Гусу безопасность. И слово, и клятву нарушил, тем самым запятнав честь монарха и рыцаря. Я не мог смотреть на это спокойно. Не мог. И не хотел.
– Рыцарская клятва, – заворчал Ян Неедлы, – должна даваться во имя служения Богу, безразлично, кто клянется, оруженосец или король. Вы называете божеской службой сдержать клятву и слово, данное еретику? Вы называете это честью? Я зову это грехом!
(А. Сапковский "Башня шутов" гл3)

Ф. М. Достоевский"Братья Карамазовы"

Куда идешь (г сенкевич)

"Колодец и маятник" Эдгара По.