Как называл А. Т. Твардовский свою поэму "Василий Тёркин"

Жанр произведения Твардовского нарушал традиционные каноны:
не "поэма", что было бы привычнее, а "книга": "Книга про бойца".
Некоторых критиков смущала неопределенность, неконкретность
жанра. Однако сам поэт не считал жанровую неопределенность
книги недостатком, он писал: "Летопись не летопись, хроника
не хроника, а именно “книга”, живая, подвижная, свободная по
форме книга, неотрывная от реального дела".
Жанровое определение "книга" сложнее, шире, универсальнее,
чем традиционное определение "поэма". Все-таки "поэма"
ассоциируется прежде всего с классикой. Твардовский же
интуитивно стремился уйти от "литературности", "универсализовать"
жанр своего произведения,
быть ближе к жизни, а не к литературе, другими словами,
усилить эффект подлинности литературного вымысла.
"Не поэма – ну и пусть себе не поэма, решил я; нет единого
сюжета – пусть себе нет, не надо; нет самого начала вещи –
некогда его выдумывать; не намечена кульминация и завершение
всего повествования – пусть, надо писать о том, что горит, не
ждет, а там видно будет, разберемся".
Именно такая жанровая форма – "Книга про бойца" – давала
творческую свободу поэту, частично как бы снимала оттенок
литературной условности в произведении внешне "легком",
увеличивала степень доверия читателя к произведению,
с одной стороны, литературному с его условной действительностью,
а с другой стороны, безусловно жизненному, достоверному,
в которой условная действительность и реальность настолько
соединились и казались естественными, что эта художественная
условность не замечалась, о ней читателю не думалось.

Твардовский назвал поэму"книгой про бойца, без начала, без конца"