Пушкин А. С.
ТРУД
Миг вожделенный настал: окончен мой труд многолетний.
Что ж непонятная грусть тайно тревожит меня?
Или, свой подвиг свершив, я стою, как поденщик ненужный,
Плату приявший свою, чуждый работе другой?
Или жаль мне труда, молчаливого спутника ночи,
Друга Авроры златой, друга пенатов святых?
Литература
Мне нужены стихи русских писателей о творчестве
БЕЛЛА АХМАДУЛИНА
НЕМОТА
Кто же был так силен и умен?
Кто мой голос из горла увел?
Не умеет заплакать о нем
рана черная в горле моем.
Сколь достойны хвалы и любви,
март, простые деянья твои,
но мертвы моих слов соловьи,
и теперь их сады - словари.
- О, воспой! - умоляют уста
снегопада, обрыва, куста.
Я кричу, но, как пар изо рта,
округлилась у губ немота.
Задыхаюсь, и дохну, и лгу,
что еще не останусь в долгу
пред красою деревьев в снегу,
о которой сказать не могу.
Вдохновенье - чрезмерный, сплошной
вдох мгновенья душою немой,
не спасет ее выдох иной,
кроме слова, что сказано мной.
Облегчить переполненный пульс -
как угодно, нечаянно, пусть!
И во все, что воспеть тороплюсь,
воплощусь навсегда, наизусть.
А за то, что была так нема,
и любила всех слов имена,
и устала вдруг, как умерла, -
сами, сами воспойте меня.
***
Я лишь объем, где обитает что-то,
чему малы земные имена.
Сооруженье из костей и пота -
его угодья, а не плоть моя.
Его не знаю я: смысл-незнакомец,
вселившийся в чужую конуру -
хозяев выжить, прянуть в заоконность,
не оглянуться, если я умру.
О слово, о несказанное слово!
Оно во мне качается смелей,
чем я, в светопролитье небосклона,
качаюсь дрожью листьев и ветвей.
Каков окликнуть безымянность способ?
Не выговорю и не говорю.. .
Как слово звать - у словаря не спросишь,
покуда сам не скажешь словарю.
Мой притеснитель тайный и нетленный,
ему в тисках известного - тесно.
Я растекаюсь, становлюсь вселенной,
мы с нею заодно, мы с ней - одно.
Есть что-то. Слова нет. Но грозно кроткий
исток его уже любовь исторг.
Уж видно, как его грядущий контур
вступается за братьев и сестер.
Как это все темно, как бестолково.
Кто брат кому и кто кому сестра?
Всяк всякому. Когда приходит слово,
оно не знает дальнего родства.
Оно в уста целует бездыханность
и вдох ответа - явен и велик.
Лишь слово попирает бред и хаос
и смертным о бессмертье говорит*
***
Пашка
Пять лет. Изнежен. Столько же запуган.
Конфетами отравлен. Одинок.
То зацелуют, то задвинут в угол.
Побьют. Потом всплакнут: прости, сынок.
Учён вину. Пьют: мамка, мамкин дядя
И бабкин дядя – Жоржик-истопник.
А это что? - спросил, на книгу глядя.
Был очарован: он не видел книг.
Впадает бабка то в болезнь, то в лихость.
Она, пожалуй, крепче прочих пьёт.
В Калуге мы, но вскрикивает Липецк
Из недр её, коль песню запоёт.
Играть здесь не с кем. Разве лишь со мною.
Кромешность пряток. Лампа ждёт меня.
Но что мне делать? Слушай: “Буря мглою… ”
Теперь садись. Пиши: эм – а – эм – а.
Зачем всё это? Правильно ли? Надо ль?
И так над Пашкой – небо, буря, мгла.
Но как доверчив Пашка, как понятлив.
Как грустно пишет он: эм – а - эм – а.
Так мы сидим вдвоём на белом свете.
Я – с чёрной тайной сердца и ума.
О, для стихов покинутые дети!
Нет мочи прочитать: эм – а – эм – а.
Так утекают дни, с небес роняя
разнообразье еженощных лун.
Диковинная речь, ему родная,
пленяет и меняет Пашкин ум.
Меня повсюду Пашка ждёт и рыщет,
И кличет Белкой, хоть ни разу он
не виделся с моею тёзкой рыжей:
здесь род её прилежно истреблён.
Как, впрочем, все собаки. Добрый Пашка
не раз оплакал лютую их смерть.
Вообще наш люд настроен рукопашно,
хоть и живёт смиренных далей средь.
Вчера: писала. Лишь заслышав: «Белка!» ,
я резво, как одноимённый зверь,
своей проворной подлости робея,
со стула – прыг и спряталась за дверь.
Значенье пряток сразу же постигший,
я этот взгляд воспомню в крайний час.
В щель поместился старший и простивший,
скорбь всех детей вобравший Пашкин глаз.
Пустился Пашка в горький путь обратный.
Вослед ему всё воинство ушло.
Шли: ямб, хорей, анапест, амфибрахий
И с ними дактиль. Что там есть еще?
НЕМОТА
Кто же был так силен и умен?
Кто мой голос из горла увел?
Не умеет заплакать о нем
рана черная в горле моем.
Сколь достойны хвалы и любви,
март, простые деянья твои,
но мертвы моих слов соловьи,
и теперь их сады - словари.
- О, воспой! - умоляют уста
снегопада, обрыва, куста.
Я кричу, но, как пар изо рта,
округлилась у губ немота.
Задыхаюсь, и дохну, и лгу,
что еще не останусь в долгу
пред красою деревьев в снегу,
о которой сказать не могу.
Вдохновенье - чрезмерный, сплошной
вдох мгновенья душою немой,
не спасет ее выдох иной,
кроме слова, что сказано мной.
Облегчить переполненный пульс -
как угодно, нечаянно, пусть!
И во все, что воспеть тороплюсь,
воплощусь навсегда, наизусть.
А за то, что была так нема,
и любила всех слов имена,
и устала вдруг, как умерла, -
сами, сами воспойте меня.
***
Я лишь объем, где обитает что-то,
чему малы земные имена.
Сооруженье из костей и пота -
его угодья, а не плоть моя.
Его не знаю я: смысл-незнакомец,
вселившийся в чужую конуру -
хозяев выжить, прянуть в заоконность,
не оглянуться, если я умру.
О слово, о несказанное слово!
Оно во мне качается смелей,
чем я, в светопролитье небосклона,
качаюсь дрожью листьев и ветвей.
Каков окликнуть безымянность способ?
Не выговорю и не говорю.. .
Как слово звать - у словаря не спросишь,
покуда сам не скажешь словарю.
Мой притеснитель тайный и нетленный,
ему в тисках известного - тесно.
Я растекаюсь, становлюсь вселенной,
мы с нею заодно, мы с ней - одно.
Есть что-то. Слова нет. Но грозно кроткий
исток его уже любовь исторг.
Уж видно, как его грядущий контур
вступается за братьев и сестер.
Как это все темно, как бестолково.
Кто брат кому и кто кому сестра?
Всяк всякому. Когда приходит слово,
оно не знает дальнего родства.
Оно в уста целует бездыханность
и вдох ответа - явен и велик.
Лишь слово попирает бред и хаос
и смертным о бессмертье говорит*
***
Пашка
Пять лет. Изнежен. Столько же запуган.
Конфетами отравлен. Одинок.
То зацелуют, то задвинут в угол.
Побьют. Потом всплакнут: прости, сынок.
Учён вину. Пьют: мамка, мамкин дядя
И бабкин дядя – Жоржик-истопник.
А это что? - спросил, на книгу глядя.
Был очарован: он не видел книг.
Впадает бабка то в болезнь, то в лихость.
Она, пожалуй, крепче прочих пьёт.
В Калуге мы, но вскрикивает Липецк
Из недр её, коль песню запоёт.
Играть здесь не с кем. Разве лишь со мною.
Кромешность пряток. Лампа ждёт меня.
Но что мне делать? Слушай: “Буря мглою… ”
Теперь садись. Пиши: эм – а – эм – а.
Зачем всё это? Правильно ли? Надо ль?
И так над Пашкой – небо, буря, мгла.
Но как доверчив Пашка, как понятлив.
Как грустно пишет он: эм – а - эм – а.
Так мы сидим вдвоём на белом свете.
Я – с чёрной тайной сердца и ума.
О, для стихов покинутые дети!
Нет мочи прочитать: эм – а – эм – а.
Так утекают дни, с небес роняя
разнообразье еженощных лун.
Диковинная речь, ему родная,
пленяет и меняет Пашкин ум.
Меня повсюду Пашка ждёт и рыщет,
И кличет Белкой, хоть ни разу он
не виделся с моею тёзкой рыжей:
здесь род её прилежно истреблён.
Как, впрочем, все собаки. Добрый Пашка
не раз оплакал лютую их смерть.
Вообще наш люд настроен рукопашно,
хоть и живёт смиренных далей средь.
Вчера: писала. Лишь заслышав: «Белка!» ,
я резво, как одноимённый зверь,
своей проворной подлости робея,
со стула – прыг и спряталась за дверь.
Значенье пряток сразу же постигший,
я этот взгляд воспомню в крайний час.
В щель поместился старший и простивший,
скорбь всех детей вобравший Пашкин глаз.
Пустился Пашка в горький путь обратный.
Вослед ему всё воинство ушло.
Шли: ямб, хорей, анапест, амфибрахий
И с ними дактиль. Что там есть еще?
пушкин поэт и толпа-о отношении людей к творчеству
Похожие вопросы
- сюжетные стихи русских писателей
- Матерные стихи русских писателей. Видели достоверные источники?
- Пожалуйста напишите стихи русских писателей о весне и животных.
- Какой Ваш самый любимый стих русских писателей?
- В каких произведениях русских писателей затронута тема творчества?
- Стихи времён ВОВ, русских писателей.
- Масленица - в творчестве русских поэтов и поизведениях русских писателей?
- А какие русские писатели употребляли в своих стихах МАТ?
- Нужен стих. Нужен стих о матери,женьшине или весне...(Русских писателей) (желательно о девушке)
- Москва и Петербург в творчестве русских писателей XIX века?