Кто нибудь знает стих от которого можно заплакать???

У врат обители святой,
стоял просящий подаянья.
Иссохший, нищий, чуть живой.
Куска лишь хлеба он просил
Но враг являл живую муку,
и кто-то камень положил,
в его протянутую руку.

С помощью поэмы Роберта Рождественского "Реквием" мне удалось когда-то на школьном концерте выжать слезы из учителей, родителей и школьников.

Марина Цветаева

x x x

Уж сколько их упало в эту бездну,
Разверзтую вдали!
Настанет день, когда и я исчезну
С поверхности земли.

Застынет всё, что пело и боролось,
Сияло и рвалось:
И зелень глаз моих, и нежный голос,
И золото волос.

И будет жизнь с ее насущным хлебом,
С забывчивостью дня.
И будет всё — как будто бы под небом
И не было меня!

Изменчивой, как дети, в каждой мине,
И так недолго злой,
Любившей час, когда дрова в камине
Становятся золой,

Виолончель и кавалькады в чаще,
И колокол в селе…
— Меня, такой живой и настоящей
На ласковой земле!

К вам всем — что мне, ни в чем не знавшей меры,
Чужие и свои? ! —
Я обращаюсь с требованьем веры
И с просьбой о любви.

И день и ночь, и письменно и устно:
За правду да и нет,
За то, что мне так часто — слишком грустно
И только двадцать лет,

За то, что мне прямая неизбежность —
Прощение обид,
За всю мою безудержную нежность
И слишком гордый вид,

За быстроту стремительных событий,
За правду, за игру…
— Послушайте! — Еще меня любите
За то, что я умру.

Прочти Э. Асадов-"Стихи о рыжей дворняге"(если не найдешь, я напишу)

Учебно-егерский пункт в Мытищах,
В еловой роще, не виден глазу.
И все же долго его не ищут.
Едва лишь спросишь - покажут сразу.

Еще бы! Ведь там не тихие пташки,
Тут место веселое, даже слишком.
Здесь травят собак на косматого мишку
И на лису - глазастого Яшку.

Их кормят и держат отнюдь не зря,
На них тренируют охотничьих псов,
Они, как здесь острят егеря,
"Учебные шкуры" для их зубов!

Ночь для Яшки всего дороже:
В сарае тихо, покой и жизнь.. .
Он может вздремнуть, подкрепиться может,
Он знает, что ночью не потревожат,
А солнце встанет - тогда держись!

Егерь лапищей Яшку сгребет
И вынесет на заре из сарая,
Туда, где толпа возбужденно ждет
И рвутся собаки, визжа и лая.

Брошенный в нору, Яшка сжимается.
Слыша, как рядом, у двух ракит,
Лайки, рыча, на медведя кидаются,
А он, сопя, от них отбивается
И только цепью своей гремит.

И все же, все же ему, косолапому,
Полегче. Ведь - силища.. . Отмахнется.. .
Яшка в глину уперся лапами
И весь подобрался: сейчас начнется.

И впрямь: уж галдят, окружая нору,
Мужчины и дамы в плащах и шляпах,
Дети при мамах, дети при папах,
А с ними, лисий учуя запах,
Фоксы и таксы - рычащей сворой.

Лихие "охотники" и "охотницы",
Ружья-то в руках не державшие даже,
О песьем дипломе сейчас заботятся,
Орут и азартно зонтами машут.

Интеллигентные вроде люди!
Ну где же облик ваш человечий?
- Поставят "четверку", - слышатся речи, -
Если пес лису покалечит.
- А если задушит, "пятерка" будет!

Двадцать собак и хозяев двадцать
Рвутся в азарте и дышат тяжко.
И все они, все они - двадцать и двадцать
На одного небольшого Яшку!

Собаки? Собаки не виноваты!
Здесь люди.. . А впрочем, какие люди? !
И Яшка стоит, как стоят солдаты,
Он знает, пощады не жди. Не будет!

Одна за другой вползают собаки,
Одна за другой, одна за другой.. .
И Яшка катается с ними в драке,
Израненный, вновь встречает атаки
И бьется отчаянно, как герой!

А сверху, через стеклянную крышу, -
Десятки пылающих лиц и глаз,
Как в Древнем Риме, страстями дышат:
- Грызи, Меркурий! Смелее! Фас!

Ну, кажется, все.. . Доконали вроде!. .
И тут звенящий мальчиший крик:
- Не смейте! Хватит! Назад, уроды! -
И хохот: - Видать, сробел ученик!

Егерь Яшкину шею потрогал,
Смыл кровь.. . -Вроде дышит еще - молодец!
Предшественник твой протянул немного.
Ты дольше послужишь. Живуч, стервец!

День помутневший в овраг сползает,
Небо зажглось светляками ночными,
Они надо всеми равно сияют,
Над добрыми душами и над злыми.. .

Лишь, может, чуть ласковей смотрят туда,
Где в старом сарае, при егерском доме,
Маленький Яшка спит на соломе,
Весь в шрамах от носа и до хвоста.

Ночь для Яшки всего дороже:
Он может двигаться, есть, дремать,
Он знает, что ночью не потревожат,
А утро придет, не прийти не может,
Но лучше про утро не вспоминать!

Все будет снова - и лай и топот,
И деться некуда - стой! Дерись!
Пока однажды под свист и гогот
Не оборвется Яшкина жизнь.

Сейчас он дремлет, глуша тоску.. .
Он - зверь. А звери не просят пощады.. .
Я знаю: браниться нельзя, не надо,
Но тут, хоть режьте меня, не могу!

И тем, кто забыл гуманность людей,
Кричу я, исполненный острой горечи:
- Довольно калечить души детей!
Не смейте мучить животных, сволочи!

НУ КАК?

Меня просто поразили стихи Анны Ахматовой, написанные после расстрела её мужа Николая Гумилёва:

Не бывать тебе в живых,
Со снегу не встать.
Двадцать восемь штыковых,
Огнестрельных пять.
Горькую обновушку
Другу шила я.
Любит, любит кровушку
Русская земля. /1921/

И. Бродский. "Я входил вместо дикого зверя в клетку... "

Почитайте "Август" Б. Л. Пастернака.
Как обещало, не обманывая
Проникло солнце утром рано
Косою полосой шафрановою
От занавеси до дивана.

Оно покрыло жаркой охрою
Ближайший лес, дома посёлка,
Мою постель, подушку мокрую
И край стены за книжной полкой... .
и т. д.

У Эдуарда Асадова есть и не одно.

Забываем всё-таки про мам.
А они скучают вечерами.
Изредко названивая нам.
И всегда интересуясь нами.

Времени у нас, обычно, нет-
Мы живём серьёзными делами,
Забывая часто, что в ответ
Позвонить мы обещали маме.

Мама, я звоню тебе, когда
На душе осенние печали.
Чтоб, как в те - далёкие года
Слушали тебя и понимали.

Хорошо, что есть куда звонить,
Хорошо, что есть кому ответить.
Пусть не рвётся долго эта нить.
Может быть, главнейшая на свете!

Как они, что их волнует там?
Далеко, а может близко где-то.. .
Забываем мы про наших мам,
И легко себе прощаем это.

Пётр Давыдов.

"Реквием" Ахматовой. Это единственный стих, над которым я рыдала просто...

Зеркала и витрины и лужи
Обхожу далеко стороной
Эх вы уши, несчастные уши
Что вы сделали с бедным со мной? ?

У других же обычные уши,
Чуть поменьше, побольше слегка.. .
Почему, почему, почему же
Вы растёте как два лопуха? ?

Все смеются над вами, ушами,
Видно мне пропадать не за грош.. .
Хорошо ещё нравлюсь я маме,
Потому что на папу похож: )

Лошади умеют плавать, плавать
Но не хорошо не далеко
"Глория" по-русски значит "Слава"
Это вам запомнится легко

Шел корабль своим названьем гордый,
Океан, стараясь превозмочь
В трюме добрыми качая мордами
Тысча лошадей стояли день и ночь

Тысча лошадей подков четыре тыщи
Счастья все ж они не принесли
Мина кораблю пробила днище
Далеко далеко от земли

Люди сели в лодки, в шлюпки влезли,
Кони же поплыли просто так,
Что им было делать, бедным,
Не нашлось им место в шлюпках и плотах.

Плыл по океану рыжий остров, остров
В яблоках плыл, остров и гнедой.. .
Им сперва казалось: плавать просто
Океан казался им рекой.

Но не видно у реки той края
На пределе лошадиных сил
Вдруг заржали кони возражая,
Тем кто в океане их топил.

Кони шли ко дну и тихо ржали.
Все на дно покуда не ушли.
Вот и все, а все-таки мне жаль их,
Рыжих, не увидевших земли

Борис Слуцкий

Ахматова - Реквием.
И ещё:
На соборе на Констанцском
Богословы заседали:
Осудив Йоганна Гуса,
Казнь ему изобретали.

В длинной речи доктор черный,
Перебрав все истязанья,
Предлагал ему соборно
Присудить колесованье;

Сердце, зла источник, кинуть
На съеденье псам поганым,
А язык, как зла орудье,
Дать склевать нечистым вранам,

Самый труп — предать сожженью,
Наперед прокляв трикраты,
И на все четыре ветра
Бросить прах его проклятый.. .

Так, по пунктам, на цитатах,
На соборных уложеньях,
Приговор свой доктор черный
Строил в твердых заключеньях;

И, дивясь, как всё он взвесил
В беспристрастном приговоре,
Восклицали: «Bene, bene!»
Люди, опытные в споре;

Каждый чувствовал, что смута
Многих лет к концу приходит
И что доктор из сомнений
Их, как из лесу, выводит.. .

И не чаяли, что тут же
Ждет еще их испытанье.. .
И соблазн великий вышел!
Так гласит повествованье:

Был при кесаре в тот вечер
Пажик розовый, кудрявый;
В речи доктора не много
Он нашел себе забавы;

Он глядел, как мрак густеет
По готическим карнизам,
Как скользят лучи заката
Вкруг по мантиям и ризам;

Как рисуются на мраке,
Красным светом облитые,
Ус задорный, череп голый,
Лица добрые и злые.. .

Вдруг в открытое окошко
Он взглянул и — оживился;
За пажом невольно кесарь
Поглядел, развеселился;

За владыкой — ряд за рядом,
Словно нива от дыханья
Ветерка, оборотилось
Тихо к саду всё собранье
:
Грозный сонм князей имперских,
Из Сорбонны депутаты,
Трирский, Люттихский епископ,
Кардиналы и прелаты,

Оглянулся даже папа!
И суровый лик дотоле
Мягкой, старческой улыбкой
Озарился поневоле;

Сам оратор, доктор черный,
Начал путаться, сбиваться,
Вдруг умолкнул и в окошко
Стал глядеть и — улыбаться!

И чего ж они так смотрят?
Что могло привлечь их взоры?
Разве небо голубое?
Или — розовые горы?

Но — они таят дыханье
И, отдавшись сладким грезам,
Точно следуют душою
За искусным виртуозом.. .

Дело в том, что в это время
Вдруг запел в кусту сирени
Соловей пред темным замком,
Вечер празднуя весенний;

Он запел — и каждый вспомнил
Соловья такого ж точно,
Кто в Неаполе, кто в Праге,
Кто над Рейном, в час урочный,

Кто таинственную маску,
Блеск луны и блеск залива,
Кто трактиров швабских Гебу,
Разливательницу пива.. .

Словом, всем пришли на память
Золотые сердца годы,
Золотые грезы счастья,
Золотые дни свободы.. .

И — история не знает,
Сколько длилося молчанье
И в каких странах витали
Души черного собранья.. .

Был в собранье этом старец;
Из пустыни вызван папой
И почтен за строгость жизни
Кардинальской красной шляпой,

Вспомнил он, как там, в пустыне,
Мир природы, птичек пенье
Укрепляли в сердце силу
Примиренья и прощенья,

И, как шепот раздается
По пустой, огромной зале,
Так в душе его два слова:
«Жалко Гуса» — прозвучали;

Машинально, безотчетно
Поднялся он — и, объятья
Всем присущим открывая,
Со слезами молвил: «Братья! »

Но, как будто перепуган
Звуком собственного слова,
Костылем ударил об пол
И упал на место снова;

«Пробудитесь! — возопил он,
Бледный, ужасом объятый.
«Дьявол, дьявол обошел нас!
Это глас его проклятый!. .

Каюсь вам, отцы святые!
Льстивой песнью обаянный,
Позабыл я пребыванье
На молитве неустанной —

И вошел в меня нечистый!
К вам простер мои объятья,
Из меня хотел воскликнуть:
«Гус невинен» . Горе, братья! »

Ужаснулося собранье,
Встало с мест своих, и хором
«Да воскреснет Бог! » запело
Духовенство всем собором,

И, очистив дух от беса
Покаяньем и проклятьем,
Все упали на колени
Пред серебряным распятьем,

И, восстав, Йоганна Гуса,
Церкви Божьей во спасенье,
В назиданье христианам,
Осудили — на сожженье.. .

Так святая ревность к вере
Победила ковы ада!
От соборного проклятья
Дьявол вылетел из сада,

И над озером Констанцским,
В виде огненного змея,
Пролетел он над землею,
В лютой злобе искры сея.

Это видели: три стража,
Две монахини-старушки
И один констанцкий ратман
Возвращавшийся с пирушки.

Согласна про Асадова. Вот одно из:
http://www.easadov.ru/S_32.html

Я тебя никому не отдам -
Замерзающий плакал котенок,
Умудренный не по годам,
Рыл он снег серебристый под кленом.
Навсегда я останусь с тобой,
Я спасу нас обоих от стужи,
Потому что под этой луной
Мне никто больше в мире не нужен,
Я сейчас закопаю нас в снег,
Там тепло, отогреются лапки,
Мимо быстро прошел человек,
В зимней куртке и пуховой шапке.
А потом все опять расцветет,
Будет солнце сиять над землей,
И никто никогда не поймет,
Что пришлось пережить нам с тобой.
Ты держись, не смотри, что я мал,
Что в кровь изодрались ноги,
Я не выдохся, просто устал,
Ничего, нам помогут боги,
Нет, серьезно, я слышал о них,
Есть такие кошачьи боги.
Даже ветер в долине стих,
Слушал сказ малыша у дороги.
А котенок копал и копал,
Вспоминая о солнечном лете,
Он, безумец, еще не знал,
Что остался один на свете.
Рядом с ним, на седом полотне,
Еще теплое тело лежало,
А из глаз, по мохнатой щеке,
Золотая слезинка бежала.
Эй, малыш, перестань копать,
Все-равно ей уже не поможешь,
Будет лучше тебе поспать,
О нее погреться ты сможешь,
Но безумец не слышит, сопит,
Он не сдастся теперь холодам
И упрямо во мглу твердит,
Я тебя никому не отдам.
Время - за полночь, люди спят,
Находясь в поддельном раю,
У котенка глаза блестят,
Он закончил работу свою,
Тихо, тихо ступая на снег,
Подошел туда, где трупик лежал
И почти как человек,
Он на ушко ей прошептал-
Мама, мамочка, я с тобой,
Я тебя никому не отдам,
Я у клена, под снежной горой,
Нам построил постельку, мам,
Он туда перенес ее,
А потом закопался сам,
Колыбельную пел мороз,
Но ее не услышить вам,
Колыбельная эта для тех,
Кто любовью всю жизнь живет,
Забывая о бедах своих,
Только верность в крови несет,
Он, безумец, в холодном снегу,
Он за ближнего душу отдал,
До последнего мига, в бреду,
Он за шею ее обнимал.

Есенин "Собака"