Прочая живность

сообщение про сурка из красной книги

Ванкуверский сурок Marmota vancouverensis Swarth

Ванкуверский сурок (Marmota vancouverensis Swarth) эндемичен для острова Ванкувер, Канада. Естественные места обитания этого сурка- это крутые горные склоны, деревья с которых были снесены снежными оползнями или периодическими снежными лавинами, обычно на высоте 1000-1400 м. Распространен локально на южном острове Ванкувер (Британская Колумбия) сурок представляет собой отдельный вид, отнесенный в 1973 г. к числу редких и исчезающих. Сурки живут в высокогорье небольшими колониями, изолированными в прошлом лесами, ныне освоенными человеком.

Воспроизводство ванкуверского сурка низкое: в колонии не бывает больше одного выводка, самки становятся половозрелыми в двухлетнем возрасте и часто размножаются через год. Средний размер выводка только 2,5 молодых. В прошлом ареале насчитывали 25 семей. В 1978 году общая численность составила 50-100 сурков в 10 жилых семьях. В 1981 г. учтено 15 жилых семейных участках и всего 141 зверек (среднее число в одной семье 8 животных). Кроме того, некоторые неучтенные сурки расселились на вырубках, где их обитанию мешает высокоснежье ранней весной. В типичных колониях высокогорья сурков беспокоят туристы, лыжники, охотники, собаки, но в целом животные относятся к людям терпимо, также они не проявляют паники при появлении пернатых хищников.

После спячки сурки появляются в мае, когда кругом лежит снег, а залегают в сентябре. Состав поедаемых сурками растений оказался схожим в разных колониях, но сильно различался по сезонам. В целом ванкуверский сурок специализирован на питании ограниченным набором видов растений.
По сравнению с другими видами Marmota M. vancouverensis медленно достигает половой зрелости, для него характерен медленный темп размножения. Количество сурчат в помете варьировало от 1 до 5. Большинство самок размножалось лишь в возрасте 4 лет, и в большинстве случаев нерепродуктивный период между появлением потомства составлял, по крайней мере, 1 год. Относительно небольшое число самок жили достаточно долго, дав более чем 1 потомство. Нападение хищников и неудачная зимовка являлись наиболее частыми причинами их гибели.

У большинства сурков, принадлежащих к старшим возрастным группам, продолжительность жизни у самок выше, чем у самцов. Наибольшая смертность наблюдается у сеголеток, что обусловлено частым нападением на них хищников, с одной стороны, а с другой – смертностью во время зимней спячки. Плодовитость животных при достижении половой зрелости – относительно стабильна, и отдельные особи продолжают давать потомство в течение всей своей жизни. Годовики обычно остаются в колонии до достижения 2-х-летнего возраста, после чего они могут либо оставаться в колонии, либо мигрировать.
Vitea Gonta
Vitea Gonta
2 057
Лучший ответ
Сурок из Красной книги

Вспоминается 13 апреля далекого 1962 года, когда, после длительного ожидания автомашины на автобазе города Чимкента, мы наконец-то выехали с экспедиционным грузом под насмешливыми взглядами шоферов в горы Каржантау. И было чему им улыбаться! Мы получили старенькую машину ГАЗ-67 со слабым мотором и с женщиной-шофером, которая до сих пор не отваживалась выезжать за пределы города. Но, увы! Ничего лучшего автобаза нам не выделила.

Быстро промелькнули уже почти отцветшие зеленеющие яблоневые сады города и окрестных сел. Машина, тревожно постукивая мотором, быстро мчала нас по ярко-зеленой в эту пору глинистой всхолмленной пустыне. Едва переехав полноводную весной реку Бадам, машина начала подъем. Надсадно гудя и щелкая, она взбиралась все медленнее и где-то на середине склона встала. Пришлось вылезать и подталкивать ее. Измученные вконец, мы все же выкатили своего «козлика» на плосковершинный, пониженный здесь гребень хребта. Уселись снова в «газик», но не тут-то было.

Здесь, на высоте двух тысяч метров над уровнем моря, в лощинах еще лежали снежники, постоянно пересекавшие дорогу, и нам через каждые десять-пятнадцать минут приходилось вылезать и лопатами прокапывать путь. Уже под вечер дорога уперлась в такой мощный снежник, что откопать ее не представлялось никакой возможности. И мы с облегчением (нет худа без добра!) стали сгружать наш нехитрый, но довольно громоздкий экспедиционный скарб. Отважная водительница «козлика», с трудом развернувшись на размокшем склоне и помахав на прощанье рукой, скрылась за ближайшим поворотом.

А мы, присев на вьючные ящики, наконец-то по-настоящему стали разглядывать местность. С юга-запада на северо-восток, насколько видели глаза, тянулся всхолмленный уплощенный гребень гор Каржантау. На северо-востоке он, повышаясь до трех тысяч и выше метров, плавной дугой соединялся с внушительным (высотой до 4200 метров) Угамским хребтом. К северу Каржантау, теряя высоту, круто обрывались в синеющую от бесснежья каньонообразную долину реки Бадам, а к югу почти так же круто спускались к долине многоводной реки Угам.

В окрестностях нашей остановки, на северном склоне, среди множества снежников поднимались небольшие известняковые скалы и карровые поля, лишенные почвы и растительности. Чуть ниже разреженно росли крупные, раскидистые, с причудливой кроной деревья зеравшанского можжевельника или арчи. Облюбовав густохвойную арчу, мы перенесли под ее нависшие почти до земли длинные ветви свой скарб. Расположили рюкзаки и спальные мешки в виде полукруглой стены для защиты от возможного ветра и дождя и почувствовали себя как дома, хотя хмурая погода ухудшалась. На маленьком костре вскипятили воду, набрав ее из ближайшего ручейка, заварили крепкий чай, с наслаждением поужинали, вдыхая ароматный дым можжевельника, и, посидев еще немного у затухающего костра, забрались в спальные мешки. Но, несмотря на большую усталость, долго не могли уснуть. Завтра предстоял трудный день...