Осень уже вовсю накладывала масло на строгие полотна лета, оставившего свою мастерскую до следующего откровения муз. Она переиначивала жизнь. Я шел по парку. Я шел по ее творениям, благоговейно осознавая, что и сам, сей миг, являюсь частью ее волшебного творчества. Может краской, может фактурой, может размытой фигурой где-то вдали и сбоку на этом рождающемся полотне. В тот миг я ощущал, что всецело соответствую своему астрологическому знаку – обе чаши весов были уравновешены. И эта гармония внутреннего и внешнего с гудением на кончике пальцев, со звоном тишины у висков, опрокинутом в лужи парком и отяжелевшим небом, в проливы которого рвались солнечные лучи, – все это, все имело такую мощную энергетику покоя, что познать ее предназначение значило бы познание Бога.
Вдруг дождь добрался до земли – это осень пастозным мазком мастихина пришпиливала к своему полотну мой долговязый силуэт. И я лишенный и как будто бездомный, ссутулившись, кинулся спасать себя под лохматые ветви воспрянувшей сосны. Вечер и ветер опустились в парк.