Нужны высказывания великих людей (писателей, критиков и тому подобное) о М. Ю. Лермонтове

В своём “едином тексте” Сергей Довлатов, рассказывая о себе и своих близких, прежде всего создаёт образ времени. “Я думаю, — писал Довлатов, — наше гнусное поколение, как и поколение Лермонтова, уцелеет. Потому что среди нас есть художник такого масштаба, как Бродский» .

К этому высказыванию необходимо добавить, что и сам Сергей Довлатов стал достойным представителем поколения, родившегося в 40-е годы и достигшего своей зрелости в 70–80-е годы XX века. По словам литературоведа А. М. Зверева, “Довлатов своему времени принадлежал целиком и полностью, им был создан, а если хотите — вызван им как писатель: в таком писателе оно нуждалось, чтобы увидеть, а значит, осознать самое себя” — “…это на глазах мертвевшее время было главным сюжетом Довлатова”. “Сергей Довлатов от первого грустно усмехающегося лица рассказал историю своей, а как теперь ясно — и нашей с вами пропащей жизни”, — вторит критик А. Ю. Арьев.

Как перекликаются эти слова с высказываниями критиков о Лермонтове! А. И. Герцен пишет: “Лермонтов всецело принадлежит к нашему поколению… Принуждённые к молчанию, сдерживая слёзы, мы выучились сосредоточиваться, скрывать свои думы… Мужественная грустная мысль никогда не покидала его чела… ” В. Белинский продолжает: “В годы жестокого подавления человека Лермонтов мучительно размышлял о судьбе и правах человеческой личности”.
ечорин — герой М. Ю. Лермонтова, первый образ лишнего человека в русской прозе — не только оказался предметом литературной критики, напряжённо обсуждавшей: герой ли Печорин и кто виноват в его бедах — время, личность или “классовое положение”, но и произвёл очень большое впечатление на читателей как некий образец определённого облика и поведения.

“Пожалуй, до лермонтовского романа из отечественных писателей лишь одному удалось вооружить русских людей таким образом-образцом (только отрицательным) — Фонвизину с его Митрофанушкой”, — отмечает литературовед А. И. Журавлёва.

Разочарованность, холодная сдержанность и небрежность Печорина, трактуемые как маска тонкого и глубоко страдающего человека, становятся предметом подражания.

Поколение передовой русской интеллигенции 1830–1840-х годов приняло лермонтовского героя как выразителя своих настроений, противостоящих “застою”. Доказательством этому служит напечатанное в «Москвитянине» поэтом В. И. Красовым — членом кружка Станкевича — стихотворение «Романс Печорина» .

В 1850-е годы появляются произведения, запечатлевшие бытовое печоринство как характерное явление русской жизни. Так, роман М. В. Авдеева «Тамарин» (1852), как и лермонтовский, печатался в «Современнике» отдельными повестями, которые были объединены в роман, после чего критика отметила его подражательность «Герою нашего времени» .

Необычный поворот темы бытового печоринства даёт пьеса А. Н. Островского «Бедная невеста» (1851), где автор показывает, как лермонтовский роман отразился в сознании героев из мелкочиновничьей и мещанской среды.

Водевиль И. Е. Чернышёва «Жених из домового отделения» (1858) — тоже яркий образец литературы, в которой изображён герой печоринского типа.

И наконец, в 1874 году М. В. Авдеев пишет работу «Наше общество (1820–1870) в героях и героинях литературы» ; в ней автор возвращается к рассуждениям о рефлексирующих героях, в том числе о Печорине.

Тип лишнего человека появился в русской литературе вновь в 70–80-е годы XX века. Герой повести С. Довлатова «Заповедник» — Борис Алиханов — предстаёт перед читателями как лишний человек Нового времени.

http://lermontov.info/remember.shtml
современники о Лермонтове