Этот, всем известный «Автопортрет с перевязанным ухом и трубкой» кисти Винсента Виллема Ван Гога, в свое время произвел на меня такое сильное впечатление, что и по сегодняшний день я его считаю для себя главной, что ли, картиной. После нее мое отношение к живописи переменилось – раньше я никогда не думал, что можно так сильно и правдиво отражать душевное состояние при помощи кисти и красок. Сначала я видел в этом портрете только изображение болезни и одиночества, с необыкновенной мощью переданное трижды - воспаленным сочетанием цветов, самой композицией и выражением лица.
Фон - два оттенка тревожного и депрессивного красного, разделенные горизонтальной чертой, которая режет голову художника напополам, холодный и тоскливый синий цвет на взъерошенной шапке – обнимает лоб, четкие линии, безнадежно крепко сковывающие зеленое пальто и белый бинт с неаккуратно выбившейся прядью волос.
Некрасивое, почти дегенеративное, если бы не глаза, лицо, с как бы одеревеневшими складками. Угол приоткрытого рта опущен. Контрастом на окаменевшем лице - взгляд – тоскливый и как-то особенно отрешенный одновременно. При этом веко на левом глазу падает на зрачок несимметрично и близко посаженные, почти косящие глаза - неодинаковы, что, в частности, и создает это странное, смешанное впечатление.
Небрежно забинтованная повязка на ухе. Во рту – трубка – показатель автоматизма привычного действия, - уравновешивает бесстрастностью выражение глаз. Этой трубкой Винсент как бы пессимистично говорит «Что поделаешь!» , принимая судьбу, т. к. больше ничего не остается. «Что поделаешь! » - его любимая фраза, встречающаяся на страницах писем к брату, чаще всех остальных. Дым из трубки костенеет дискретными, геометрическими завитками, словно схваченными морозом.
