Натюрморт «Снедь московская. Хлебы» (1924, Государственная Третьяковская галерея) . Здесь нет скромной still life, жизнь в этой картине более чем активная: связки баранок вот-вот упадут с полки, крендель «делает колесо» , из-за занавески стыдливо выглядывает лепешка, аппетитная обойма булочек борется за место с расстегаем. Это изобилие… снеди, а ведь по-другому и не скажешь, разламывается, откусывается, растаивает, рассыпается, проминается, или режется. Это вкусно!
Искусствовед и филолог С. Н. Дурылин в своей книге «В родном углу» описывает быт старой Москвы, и в том числе говорит о столичном хлебосольстве: «Из ржаной муки выпекали пеклеванный (из мелко смолотой и просеянной просяной и ржаной муки) , бородинский, стародубский и рижский. Из пшеничной муки сорта были неисчислимы: «французские булки» , простые с поджаристым загибом, обсыпанные мукою; маленькие копеечные французские хлебцы, именовавшиеся попросту «жуликами» ; витушки из перевитых жгутов крутого теста; саечки, обсыпанные маком или крупной солью; сайки простые, выпекавшиеся на соломе, с золотыми соломинками, приставшими в исподу; калачи крупные и калачи мелкие и т. д. »
Думаю, что этот натюрморт трогает современного зрителя еще и потому, что в наш санитарно-гигиенический век редко встретишь на прилавках магазинов хлеб без целлофана. Запах и ощущения, как правило, заперты под капсулой коробки или пакета, а тут витрина буйства вкуса и съедобной свободы!
