Т. е. изначально есть (?) человек, который не чувствует (а значит не живёт). Человек находится «без чувств» (в об-мороке – об-морожен, заморожен). Это такая снежная баба (морозко?, дед мороз?). Без чувств – без дефицитов – в блаженстве, в сытости (в «раю»).
И тут на него сваливается (как кирпич на голову) женщина. В здоровом человеке появляется страшная болезнь – в нём появляются «чувства» - в нём (абсолютно сытом и неподвижном как статуя) появляется жажда, голод, потребность в движении. В результате человек становится глубоко несчастен, лишён покоя, сна, чахнет, сохнет и (в конце концов) дохнет.
А кто виноват? Женщина. Что мужчина должен сделать, чтобы вернуть себе счастье (бес-чувствие, блаженство). Он должен убить женщину, уничтожить её "как класс" (чтобы даже следа её не осталось).
И вот каждый мужчина только этим и занимается с женщиной. И называется этот процесс уничтожения женщины – Любовь.
Мужчина абсолютно не способен убивать (=любить) никого, кроме женщины. Кроме женщины (у мужчины) и нет никого.
Других мужчин человек видит только в свете женщины. Без женщины человек и сам не мужчина, и ему до («других») мужчин нет абсолютно никакого дела. Только женщина – единственная причина (убийственного) интереса мужчин друг к другу. Мужчины (исключительно только) при появлении женщины начинают без-жалостно убивать (=любить) друг друга.
В присутствии женщины мужчина убивает, уничтожает (=любит) весь мир. Именно женщина - единственная причина (абсолютно) всех убийств (=всех любовей) на земле. Поэтому и "шерше ля фам".
Какая же это (всё-таки) чудовищная (сеющая всюду зло и смерть) зараза - "женщина"! Не правда ли? И за какие грехи она свалилась нам на голову?
«…
Войско в горы царь приводит
И промеж высоких гор
Видит шелковый шатер.
Все в безмолвии чудесном
Вкруг шатра; в ущелье тесном
Рать побитая лежит.
Царь Дадон к шатру спешит…
Что за страшная картина!
Перед ним его два сына
Без шеломов и без лат
Оба мертвые лежат,
Меч вонзивши друг во друга.
Бродят кони их средь луга,
По притоптанной траве,
По кровавой мураве…
Царь завыл: «Ох дети, дети!
Горе мне! попались в сети
Оба наши сокола!
Горе! смерть моя пришла».
Все завыли за Дадоном,
Застонала тяжким стоном
Глубь долин, и сердце гор
Потряслося. Вдруг шатер
Распахнулся… и девица,
Шамаханская царица,
Вся сияя как заря,
Тихо встретила царя.
Как пред солнцем птица ночи,
Царь умолк, ей глядя в очи,
И забыл он перед ней
Смерть обоих сыновей.
И она перед Дадоном
Улыбнулась — и с поклоном
Его за руку взяла
И в шатер свой увела.
Там за стол его сажала,
Всяким яством угощала;
Уложила отдыхать
На парчовую кровать.
И потом, неделю ровно,
Покорясь ей безусловно,
Околдован, восхищен,
Пировал у ней Дадон…»
