Так почему на самом деле евреи запрещали есть свинину?

Утверждается, что первоначально табу носило рациональный характер, поскольку в жарком климате свинина быстро протухает, и в ней заводятся черви-трихинеллы. Этот аргумент (возможно, справедливый в отношении некошерных моллюсков) на практике оказывается нелепицей. Во-первых, трихинеллез встречается в любом климате и, если уж на то пошло, БОЛЕЕ РАСПРОСТРАНЕН НА СЕВЕРЕ, ЧЕМ НА ЮГЕ. Во-вторых, археологи легко отличают древние еврейские поселения в Ханаане от поселений других племен по отсутствию свиных костей среди отбросов, в противоположность их наличию в отходах других общин. Иными словами, неевреи не болели и не гибли от поедания свинины. (Помимо всего прочего, если бы они действительно умирали по этой причине, богу Моисея не пришлось бы их истреблять при помощи тех, кто свинины не ел. )
Истинная причина, таким образом, должна быть в другом. Я предлагаю свою собственную гипотезу, хотя должен признаться, что не додумался бы до нее без помощи сэра Джеймса Фрейзера и великого Ибн Варрака. Согласно многим древним источникам, семитские племена испытывали к свиньям не только отвращение, но и почтение. Поедание свиной плоти считалось особым событием, порой даже привилегией или ритуалом. (Это безумное смешение священного и дьявольского присутствует во всех религиях во все времена. ) Причиной одновременного влечения и отвращения был антропоморфизм: внешний вид свиньи, вкус мяса свиньи, предсмертные крики свиньи, ее очевидная сообразительность, — все это слишком напоминало человека. Таким образом, свинофобия, как и свинофилия, скорее всего, восходит к кошмарным временам человеческих жертвоприношений и даже каннибализма; «священные писания» полны более чем прозрачных намеков и на то, и на другое. Ничто дозволенное не становилось бы наказуемым — от гомосексуальности до адюльтера, — если бы инициаторы запрета не испытывали подавленное желание заняться тем же самым. Как сказал Шекспир в «Короле Лире» , страж порядка, бичующий шлюху, сгорает от желания совершить с ней то самое преступление, которое карает его плеть.