ВОСПОМИНАИЕ, читая это, аж душа плачет, согласны??

Я помню каждый миг тех дней далеких,
Хотя, признаюсь, больно вспоминать
Скамеечку под сенью лип высоких,
Деревню нашу, дом, отца и мать.
Я помню, что они мне говорили:
- Сыночек милый, к Богу обратись.
И постоянно за меня молились,
Но я уже вкусил другую жизнь.
Молиться мне страшнее ада было,
Пойти на танцы лучше иль в кино;
Святое - непонятно и постыло,
Зато в охотку карты и вино...
Мне не забыть тот день из жизни прежней,
Последний день отца, он умирал.
Рыдая, мать казалась безутешной,
А я, хмельной, стоял и хохотал:
- Но где же Бог твой, что ж Он не спасает?
Он Исцелитель? Что ж ты не встаешь?
Иль с Богом люди тоже умирают?
И ты, отец, как все в земле сгниешь...
Он улыбнулся и сказал без боли:
- Я жив еще, а ты, сынок, мертвец!
Но если есть на то Святая Воля,
То знай, что воскресит тебя Творец!
Отца похоронили, мать молилась
Прося, чтоб я исправился, прозрел,
Но мне тогда совсем другое снилось,
Другим я жил, иного не хотел.
Молитвы, слезы - все мне надоело.
Мне стали в тягость мать и тесный двор,
И вот однажды я ушел из дома -
Тайком, глубокой ночью, точно вор.
И ликовал я:"Вот она, свобода!"
Огромный мир, вся ширь его - мои!"
Не знал, глупец, - иду на дно болота,
Где тина, гниль, обман и яд змеи.
Разгул, друзья - все это закружило
В водовороте суеты и зла.
В безстыдстве, пьянстве время проходило,
Но это не тревожило меня.
Не ведал я, что есть источник вечный
Живительной, спасительной воды,
Но не к нему я шел, увы, безпечный,
А в пропасть, в преисподню сатаны.
Круг развлечений в золото одетый,
Так ярок он для тех, кто ослеплен;
Я был слепцом, не видя рядом света,
В безбожный ад кромешный погружен.
Но кто же мог спасти меня от смерти?
Кто б плен греха дал силы победить
И вырваться из мрачной круговерти,
Воспрянуть к свету, распрямиться, жить?
Но, впрочем, не о том я думал...
Случилось как-то летом в сильный дождь
На улице внезапно встретил друга.
Земляк - но вдруг меня пробрала дрожь.
Явился мне внезапно мамин образ:
Глаза в слезах, печальны, как всегда.
Забилось сердце, задрожал мой голос,
но вырвались бездушные слова:
- Ну как там мать, меня хоть вспоминает?
Наверно, давно уж прокляла,
Хочу заехать, только время не хватает,
Сам понимаешь: все работа да дела.
- Дела, работа, помолчал бы лучше!
Твои дела нетрудно угадать.
Скажу тебе, но только сердцем слушай
Про то, как "позабыла" тебя мать:
Когда ты скрылся, то она от горя
Вся поседела, ведь тобой жила!
И каждый день с недугом лютым споря,
Шла на распутье и тебя ждала.
И простирая свои руки к небу,
Молясь во имя пролитой Крови,
Она была для всех живым укором -
Столпом надежды, веры и любви.
Ну а когда стоять была не в силах,
Когда, недужная, совсем в постель слегла,
Кровать к окну подвинуть попросила,
Смотрела, плача, и тебя ждала...
Его слова, как ковш воды с отлета,
С души сорвали, смыли коросту;
Я задрожал, промямлив, вроде, что-то,
Спросив:"Она жива? Скажи прошу!"
- Как знать сейчас, а уезжал - дышала,
В бреду шептала те же все слова:
"Сыночек милый, ты приедешь, знаю ".
А у тебя работа, да дела...
Потом бежал я, словно гнали плетью,
С желаньем, прожигающим огнем:
Увидеть мать, не опаздать, успеть бы,
Прощенье вымолить, покаяться во всем.
Вокзал и поезд - все в одно мгновенье;
Недолог путь, но будто много дней;
И сердце, словно вторило движенью,
Стучало в такт: скорей! скорей! скорей!
Не помню, как я вышел из вагона
И тенью трепетной шагнул с испугом в ночь.
Сжималось сердце, что и как там дома?
То замирало, то как конь рвалось.
Но вот деревня, за погостом рядом,
Могилок холмики, и силуэт креста,
И будто за разрушенной оградой
Увидел я стоящего отца.
И в этот миг вдруг слов его значенье,
Прозреньем озаренный, осознал:
Бессильна смерть, всесильно Воскресенье!
Ты жив, отец, и ты не умирал!
Могильный холм обняв его холодный,
Я плоть креста слезами орошал.
- Ты жив, отец, а я мертвец зловонный.
Прости меня! - со стоном я взывал.
Я искуплю грехи любовью к маме,
Сыновий долг исполню я сполна,
И ты, отец, ты в сердце будешь с нами...
Но вдруг взошла холодная луна.
И все вокруг