Минусы Чацкого. Все минусы Чацкого

Получается, что бездельник Чацкий – молодец, а жившие в то время литераторы, композиторы, архитекторы, живописцы, военные и прочие устроители жизни были холуями и лизоблюдами… Объектом злых насмешек Чацкого является Молчалин, главные грехи которого — умеренность и аккуратность. Но уж чего-чего, а неумеренности и неаккуратности в России всегда хватало, после 1917 года эти исконные наши стихии захлестнули страну. И что в этом хорошего? Хотя, дело даже не в умеренности и аккуратности, не в стремлении к «степеням известным», не в доброжелательном отношении к дворнику и его собаке. Молчалин – соперник в любви, причём, соперник более удачливый и счастливый… Но и это не всё. Сокрушительный удар мужскому самолюбию персонажа наносит Фамусов: — Пиши: в четверг, одно уж к одному, а может, в пятницу, а, может быть, в субботу у докторши-вдовы я зван крестить. Она не родила, но по расчёту по моему должна родить… Проще говоря, пожилой толстяк Фамусов более успешен в амурных делах, нежели молодой красавец Чацкий. Уступить Молчалину, конечно, обидно, но, хотя бы, понятно, а вот проиграть в состязании самцов Фамусову!

Вот Александр Андреевич и бесится. Ещё одна мишень – Скалозуб, которого Чацкий называет «хрипун, удавленник, фагот». Персонаж не может простить, что для полковника «Москва – дистанция огромного размера». Действие пьесы, как мы помним, разворачивается в 40-е годы XIX века. То есть, за четверть века до этого Скалозуб был, наверно, каким-нибудь капитаном или поручиком. Вполне возможно, что звонкий и зычный свой голос оставил он в дыму и горячке Бородинского сражения. На войне такое случается. Можно вспомнить слова хорошей советской песни - «Лейтенант израненный прохрипел: - Вперёд…» Не стареют душой ветераны. Вот и Скалозуб захаживает на балы и, приняв на грудь, начинает разглагольствовать всё о том же – о службе, об армии, о маневрах и парадах.

Очень российская черта, у нас ведь во всяком застолье после третьей рюмки начинаются разговоры о работе…

Дерганный какой то...
Приехал только, сразу на бал приперся, и давай всех учить заграничной жизни.
А кому такое понравится??
вооот...

Общественная жизнь в России формировалась в художественной литературе. Здесь обозначались и укреплялись движения общественной мысли, позже проявляющиеся в общественной практике. Здесь можно найти и истоки российского либерализма.
Выразительным произведением в этом смысле я считаю комедию А. С. Грибоедова «Горе от ума». С первых строк мы встречаем образец распутника Фамусова. Вспомните: «…в пятницу, а может и в субботу я должен у вдовы, у докторши крестить. Она не родила, но по расчету, по моему, должна родить.» А кто с точностью до дня может определить, когда у разбитной вдовушки родится младенец, как не потенциальный папаша? Но через пару сцен тот же Фамусов играет роль отца, тщательно оберегающего моральные устои своей дочери, строго наставляет ее, ограждая от пагубного, по его мнению, влияния: «Что за комиссия, создатель, быть взрослой дочери отцом!» В этом суть зарождающегося либерализма – жестко и громогласно требовать от других того, что втихаря легко прощаешь себе.
Ту же линию гнет господин Чацкий, болтун и пустобрех, слова которого только выдают его эгоизм и самолюбование.
Читательницы, вникните в суть его отношения к женщинам: молодой человек танцевал, любезничал, флиртовал, а потом уехал, не объяснившись и ничего не обещая. Не подавал весточки, собирался ли вернуться, а вернувшись, к кому из знакомых красоток. А ведь прошло три года: той, которой было 17 (юная невеста) теперь уже за 20 (почти старая дева).
Но вот г-н Чацкий вернулся и требует, чтобы его помнили и страстно ждали! Обнаружив, что не одному ему принадлежит внимание, встает в позу: «Любви конец, кто на три года вдаль уедет!» Но уехал-то он по своему капризу, который был для него важнее сердечных отношений. В этом опять проявляется суть либерализма – легко прощать себе уклонение от того, соблюдения чего придирчиво требовать от других. И так во всем.
«Амуры и Зефиры все распроданы поодиночке!» Это не призыв освободить крестьян, а критика дел соседского помещика. Конечно, бизнес-план у того был неудачен, и банк отказал ему в кредите. Так он хотя бы сражался на культурном фронте, сеял доброе, но всходы не окупили затрат. Другое дело Чацкий – помните его 200-300 спорных душ: уж они-то не скачут по сцене, а вкалывают в поте лица или отпущены на хороший оброк. Под такой бизнес-план банк выдаст ссуду, чтобы Чацкий мог и дальше жуировать по Европам. А отечество будет видеть в дыму, ему сладком.
Опять же: «Служить бы рад – прислуживаться тошно!» Но этого не требуют никакие уставы, наставления и приказы. Это стиль личного отношения к службе и начальникам. А ты поди-ка послужи! Прояви свою квалификацию и принципиальность, преодолей косность, поддержи инициативность, покажи бескорыстность – и все это личным примером, тогда и выступай. А, не потянув лямку служивого, нечего ярлыки клеить! Но Чацкий верен либерализму – требует от других то, от чего ревностно уклоняется сам.
В этом отношении обидно за лапидарного Скалозуба, далеко не либерала: «Засели мы в траншее. Ему дан с бантом, мне на шею». На пространном языке это значит, что было ДЕЛО, причем он не прятался в штабной палатке и не взирал с удаленного холма, а был рядом с солдатушками-ребятушками. И дело выгорело, врагу дали по шапке. А дело должно быть не малое – не за всякую стычку с врагом дают высокие ордена. Вот бы разлился соловьем Чацкий, будь он хоть краешком причастен к такому, но где ему.
При всем том либерал чувствителен и капризен. Чацкого выбивает из равновесия пара сплетен и пересуд старух, и он готов бежать на край света. Где уж тут реально бороться за идеалы. «Карету мне, карету!» Дайте ему карету, и пусть катится, не будем уточнять, куда. Жаль только, что покидая родину, подобные типы не уносят с собой гнилых либеральных воззрений, а оставляют их пышную рассаду на беду последователям и потомкам.