Чисто полицейский характер языка Очумелова показан с
помощью официальных оборотов из уложений и приказов:
"он узнает у меня, что значит собака и прочий бродячий скот… ",
"А собаку истребить надо";
"Пора обратить внимание на подобных господ, не желающих
подчиняться постановлениям".
Полицейские канцеляризмы перемешиваются в речи
Очумелова с вульгаризмами:
"Как оштрафуют его, мерзавца! Я ему покажу Кузькину мать",
"Ты ведь вон какой здоровила. Знаю вас чертей",
"Это чёрт знает что. Ни шерсти, ни вида… подлость
одна только", "…ежели каждый свинья будет ей в нос
сигаркой тыкать.
А ты, болван, опусти руку! Нечего свой дурацкий палец выставлять".
С подчинёнными или зависимыми от него людьми он не говорит,
а приказывает: "Елдырин, узнай, чья это собака, и составляй протокол";
"Не рассуждать! ", "Нужно проучить".
Он подчёркивает в речи значение личного местоимения Я.
"Я этого так не оставлю! "; "Я покажу вам, как собак распускать",
"Я ещё доберусь до тебя! "
В зависимости от различных обстоятельств Очумелов
употребляет то официально-деловую, то бранную лексику
по отношению к собачке (бродячий скот, подлость
одна только) , то пользуется нейтральным словом "собака".
А когда узнаёт, кто хозяин собаки, Очумелов, кажется,
даже в росте уменьшился, стал совсем
маленький и уже смотрит на собаку снизу вверх.
Забыты недавние грозные слова, теперь полицейский
надзиратель прибегает к словам с положительной
эмоциональной окраской, он буквально сюсюкает:
"собачка, собачонка ничего себе… Шустрая такая…
цуцик этакий".
В речи Очумелова наглость и самомнение соседствуют
с подобострастностью и заискиванием.
Одним словом, -хамелеон.
А че там непонятного. Один держится естественнно и не кичется высоким положением- нормальный, вообщем.
А другой прогибается по жизни.