каким мы видим князя Болконского на Праценской горе?

После Шенграбенского сражения князь Андрей почувствовал, что он может «найти смысл в этих толпах и мысль» . Первый месяц на войне, встречи с высшим кругом армии и приближение рядовому войску были важным этапом в жизни князя Андрея. Подвиг Болконского на Аустерлицком поле стал теперь логическим завершением предшествовавших ему впечатлений и раздумий. За этот период переменились многие взгляды его на военное дело и, главное, на роль народа в войне.

Исправляя теперь ранее созданную часть об Аустерлице, Толстой много занимался Болконским, особенно в последнем эпизоде: раненый князь Андрей на Аустерлицком поле. Появились конспективные заметки, как всегда многое объясняющие: «Князь Андрей слышит, сражение проиграно везде. Он думает: я все сделал, что от меня зависело, и все-таки ничего» . Другая: «Князь Андрей лежит на Аустерлицком поле, страдает, видит страдания других и тут вдруг видит спокойное торжествующее лицо Наполеона, удерживает боль, чтоб презирать» . В следующих показано новое отношение Болконского к Наполеону: «Бонапарт герой, но он ненавидит его» . Князь Андрей увидел, что «Бонапарт с своим подбородком не человек» , что в нем «нет жизни» , а он «машина» . И наконец, главная мысль, пронизавшая последнюю сцену: «Он видел высокое безучастное небо, и строй мысли был сообразен небу. Наполеон казался маленьким» .

Запечатленные в конспекте мысли развиты в последней главе, посвященной князю Андрею на войне 1805 года. По первому варианту сцены на Аустерлицком поле, единственное, что запечатлелось в сознании князя Андрея, когда он, раненый, упал, - это «ограниченный клочок жнивья с измятой соломой» . Такой образ, создающий впечатление безысходности и ограничивающий событие темой физической смерти, Толстой заменил небом. В исправленном тексте читаем: «И вдруг ничего нет, кроме неба - высокого неба с ползущими по нем серыми облаками - ничего, кроме высокого неба» .

Впечатление неба настроило на возвышенный лад мысли князя Андрея. «Как же я не видал прежде этого высокого неба? - подумал князь Андрей. - Я бы иначе думал тогда. Ничего нет, кроме высокого неба, но и того даже нету, ничего нет, кроме тишины, молчания и успокоения» .

Теперь, когда на Праценской горе раненый князь Болконский увидел возле себя «человека в треугольной шляпе и сером сертуке с счастливым, но вместе с тем безучастным лицом» , он не только был так же мало взволнован, как «ежели бы муха прожужжала над ним» , но он еще «видел, над собой далекое высокое и вечное небо» . Сохранившиеся из первого варианта мысли князя Андрея о всей его жизни теперь возникают как бы под впечатлением неба. Любое, даже самое беглое упоминание подготовило бы читателя к возвращению князя Андрея и уменьшило бы напряженность действия. Толстой отказался от прежнего намерения. Болконский «в числе других безнадежных раненых был сдан на попечение жителей» - вот все, что стало известно о князе Андрее. Это не только не ослабляет, а, напротив, усиливает впечатление той минуты, когда князь Андрей, которого считали погибшим и которому отец заказал памятник, вдруг приезжает в Лысые Горы в метель, во время родов маленькой княгини. Самый приезд князя Андрея, его душевные переживания, связанные с родами жены, ее смерть и, наконец, крестины Николушки Болконского легко удались Толстому. Без существенных изменений эти сцены вошли в опубликованный текст.