⇢ СА
Салимов Арыслан
СК
Саша Кириенко
Помещик Манилов, еще вовсе
человек не пожилой, имевший глаза сладкие, как сахар, и щуривший их всякий
раз, когда смеялся, был от него без памяти. Он очень долго жал ему руку и
просил убедительно сделать ему честь своим приездом в деревню, к которой,
по его словам, было только пятнадцать верст от городской заставы. На что
Чичиков с весьма вежливым наклонением головы и искренним пожатием руки
отвечал, что он не только с большою охотою готов это исполнить, но даже
почтет за священнейший долг.
Оба приятеля очень крепко поцеловались, и Манилов увел своего гостя в
комнату. Хотя время, в продолжение которого они будут проходить сени,
переднюю и столовую, несколько коротковато, но попробуем, не успеем ли
как-нибудь им воспользоваться и сказать кое-что о хозяине дома. Но тут
автор должен признаться, что подобное предприятие очень трудно. Гораздо
легче изображать характеры большого размера: там просто бросай краски со
всей руки на полотно, черные палящие глаза нависшие брови, перерезанный
морщиною лоб, перекинутый через плечо черный или алый, как огонь, плащ - и
портрет готов; но вот эти все господа, которых много на свете, которые с
вида очень похожи между собою, а между тем как приглядишься, увидишь много
самых неуловимых особенностей, - эти господа страшно трудны для портретов.
Тут придется сильно напрягать внимание, пока заставишь перед собою
выступить все тонкие, почти невидимые черты, и вообще далеко придется
углублять уже изощренный в науке выпытывания взгляд.
Один бог разве мог сказать, какой был характер Манилова. Есть род
людей, известных под именем: люди так себе, ни то ни се, ни в городе Богдан
ни в селе Селифан, по словам пословицы. Может быть, к ним следует примкнуть
и Манилова. На взгляд он был человек видный; черты лица его были не лишены
приятности, но в эту приятность, казалось, чересчур было передано сахару; в
приемах и оборотах его было что-то заискивающее расположения и знакомства.
Он улыбался заманчиво, был белокур, с голубыми глазами. В первую минуту
разговора с ним не можешь не сказать: "Какой приятный и добрый человек! " В
следующую за тем минуту ничего не скажешь, а в третью скажешь: "Черт знает
что такое! " - и отойдешь подальше; если ж не отойдешь, почувствуешь скуку
смертельную. От него не дождешься никакого живого или хоть даже заносчивого
слова, какое можешь услышать почти от всякого, если коснешься задирающего
его предмета. У всякого есть свой задор: у одного задор обратился на борзых
собак; другому кажется, что он сильный любитель музыки и удивительно
чувствует все глубокие места в ней; третий мастер лихо пообедать; четвертый
сыграть роль хоть одним вершком повыше той, которая ему назначена; пятый, с
желанием более ограниченным, спит и грезит о том, как бы пройтиться на
гулянье с флигель-адъютантом, напоказ своим приятелям, знакомым и даже
незнакомым; шестой уже одарен такою рукою, которая чувствует желание
сверхъестественное заломить угол какому-нибудь бубновому тузу или двойке,
тогда как рука седьмого так и лезет произвести где-нибудь порядок,
подобраться поближе к личности станционного смотрителя или ямщиков, -
словом, у всякого есть свое, но у Манилова ничего не было. Дома он говорил
очень мало и большею частию размышлял и думал, но о чем он думал, тоже
разве богу было известно. Хозяйством нельзя сказать чтобы он занимался, он
даже никогда не ездил на поля, хозяйство шло как-то само собою. Когда
приказчик говорил: "Хорошо бы, барин, то и то сделать", - "Да, недурно: , -
отвечал он обыкновенно, куря трубку, которую курить сделал привычку, когда
еще служил в армии, где считался скромнейшим, деликатнейшим и
образованнейшим офицером. "Да, именно недурно", - повторял он. Когда
приходил к нему мужик и, почесавши рукою затылок, говорил: "Барин, позволь
отлучиться на работу, по'дать заработать", - "Ступай", - говорил он, куря
трубку, и ему даже в голову не приходило, что мужик шел пьянствовать.
Похожие вопросы