У многих причиной такого поведения становится ГОРДЫНЯ.
Если брат понимает причины своего положения, это 50% успеха и восстановления личности.
На самом деле человек должен осознать происходящее и сильно захотеть изменить или восстановить свою жизнь.
Гордыня – это всегда стремление поставить себя выше других, независимо от того, есть ли у данного человека какие-либо таланты и достижения или их нет вообще. Это чувство своей ценности и уникальности, которое возникает на почве возвышения над другими. Гордыня порождает высокомерие, презрение, осуждение, желание унизить. Это резкое неприятие мира и людей по той причине, что они не соответствуют ожиданиям человека.
Величайший знаток глубин человеческого духа, преп. Исаак Сирин в своем 41-м слове говорит: «Восчувствовавший свой грех выше того, кто молитвою своею воскрешает мертвых; кто сподобился видеть самого себя, тот выше сподобившегося видеть ангелов». И гордость, и самолюбие, и тщеславие, сюда можно прибавить — высокомерие, надменность, чванство, — все это разные виды одного основного явления — «обращенности на себя» или гордыни. Из всех этих слов наиболее твердым смыслом отличаются два: тщеславие и гордость; они, по «Лествице» , как отрок и муж, как зерно и хлеб, как начало и конец.
Симптомы тщеславия, этого начального греха: нетерпение упреков, жажда похвал, искание легких путей, непрерываное ориентирование на других — что они скажут? как это покажется? что подумают? Тщеславие издали видит приближающегося зрителя и гневливых делает ласковыми, легкомысленных — серьезными, рассеянных — сосредоточенными, обжорливых — воздержанными, и т. д. — все это, пока есть зрители. Той же ориентировкой на зрителя объясняется грех самооправдания, который часто вкрадывается незаметно даже в нашу исповедь: «грешен как и все…. . только мелкие грехи…. . никого не убил, не украл» .
Бес тщеславия радуется, говорит преп. Иоанн Лествичник, видя умножение наших добродетелей: чем больше у нас успехов, тем больше пищи для тщеславия. «Когда я храню пост, я тщеславюсь; когда же, для утаения подвига моего, скрываю его — тщеславлюсь о своем благоразумии. Если я красиво одеваюсь, я тщеславлюсь, а переодевшись в худую одежду, тщеславлюсь еще больше. Говорить-ли стану — тщеславием обладаюсь, соблюдаю молчание — еще больше оному предаюсь. Куда это терние не поверни, все станет оно вверх своими спицами» . Стоит появиться в душе человека доброму чувству, непосредственному душевному движению, как сейчас же появляется тщеславная оглядка на себя, и вот — драгоценнейшие движения души исчезают, тают, как снег на солнце. Тают, значит, умирают; значит — благодаря тщеславию — умирает лучшее, что есть в нас, значит — мы убиваем себя тщеславием и реальную, простую, добрую жизнь заменяем призраками.