Нас в школе возили на экскурсию"Петербург Достоевского".Это так правильно было сделано. К тому же в то время экскурсоводы были такими энтузиастами, так вдохновенно рассказывали, что даже "двоечники и коловики" слушали, разинув рот. Мы с подружкой потом, как заболели этой темой. Несколько раз ездили в район Сенной (тогда пл. Мира) и ходили дорогой Раскольникова, считали шаги и ступеньки Я даже не представляю, как "Преступдение и наказание" можно во всей полноте воспринимать не пошляясь по этим маршрутам. Тем более, в том времени, все так сохранилось, храма только не было (и нет сейчас, только часовенку построили) , но ощущения от этого не менялись. Сейчас все попричесано, а как-то атмосфера все-равно есть, ничем не выжить. Я там рядом работала, все так.
А вот сейчас и жара как раз:
Ф. М. Достоевский Преступление и наказание
В начале июля, в чрезвычайно жаркое время, под вечер, один молодой
человек вышел из своей каморки, которую нанимал от жильцов в С-м переулке,
на улицу и медленно, как бы в нерешимости, отправился к К-ну мосту.
Он благополучно избегнул встречи с своею хозяйкой на лестнице. Каморка
его приходилась под самою кровлей высокого пятиэтажного дома и походила
более на шкаф, чем на квартиру. Квартирная же хозяйка его, у которой он
нанимал эту каморку с обедом и прислугой, помещалась одною лестницей ниже, в
отдельной квартире, и каждый раз, при выходе на улицу, ему непременно надо
было проходить мимо хозяйкиной кухни, почти всегда настежь отворенной на
лестницу. И каждый раз молодой человек, проходя мимо, чувствовал какое-то
болезненное и трусливое ощущение, которого стыдился и от которого морщился.
Он был должен кругом хозяйке и боялся с нею встретиться.
...
На улице жара стояла страшная, к тому же духота, толкотня, всюду известка, леса, кирпич, пыль и та особенная летняя вонь, столь известная каждому петербуржцу, не имеющему возможности нанять дачу, --всё это разом неприятно потрясло и без того уже расстроенные нервы юноши. Нестерпимая же вонь из распивочных, которых в этой части города особенное множество, и пьяные, поминутно попадавшиеся, несмотря на буднее время, довершили отвратительный и грустный колорит картины. Чувство глубочайшего омерзения мелькнуло на миг в тонких чертах молодого человека.
...
Идти ему было немного; он даже знал, сколько шагов от ворот его дома: ровно семьсот тридцать. Как-то раз он их сосчитал, когда уж очень размечтался. В то время он и сам еще не верил этим мечтам своим и только раздражал себя их безобразною, но соблазнительною дерзостью. Теперь же, месяц спустя, он уже начинал смотреть иначе и, несмотря на все поддразнивающие монологи о собственном бессилии и нерешимости, "безобразную" мечту как-то даже поневоле привык считать уже предприятием, хотя всё еще сам себе не верил. Он даже шел теперь делать пробу своему предприятию, и с каждым шагом волнение его возрастало всё сильнее и сильнее.
С замиранием сердца и нервною дрожью подошел он к преогромнейшему дому, выходившему одною стеной на канаву, а другою в -- ю улицу. Этот дом стоял весь в мелких квартирах и заселен был всякими промышленниками -- портными, слесарями, кухарками, разными немцами, девицами, живущими от себя, мелким чиновничеством и проч. Входящие и выходящие так и шмыгали под обоими воротами и на обоих дворах дома. Тут служили три или четыре дворника. Молодой человек был очень доволен, не встретив ни которого из них, и неприметно проскользнул сейчас же из ворот направо на лестницу. Лестница была темная и узкая, "черная", но он всё уже это знал и изучил, и ему вся эта обстановка нравилась: в такой темноте даже и любопытный взгляд был неопасен. "Если о сю пору я так боюсь, что же было бы, если б и действительно как-нибудь случилось до самого дела дойти?.. " -- подумал он невольно, проходя в четвертый этаж.