Tatiana, с лицом измученным и серым, на белой смятой простыне, как жертва бешеной холеры, лежит коленками к стене. Протяжно стонет, как при родах, трясётся градусник в руках. Вся скорбь еврейского народа застыла в суженных зрачках. По волевому подбородку струится пенная слюна. Он шепчет жалобно и робко: «как ты с детьми теперь одна…». В квартире стихли разговоры, ночник горит едва-едва. Темно… опущены все шторы… (продолжите строчку)