Дополнительное образование

Помогите подобрать душераздирающее стихостворение на тему великой отечественной войны, среднее по размеру, не маленькое

Nikolai Karpovich
Nikolai Karpovich
186
«Рассказ танкиста» Александр Твардовский

Был трудный бой. Всё нынче, как спросонку,
И только не могу себе простить:
Из тысяч лиц узнал бы я мальчонку,
А как зовут, забыл его спросить.

Лет десяти-двенадцати. Бедовый,
Из тех, что главарями у детей,
Из тех, что в городишках прифронтовых
Встречают нас как дорогих гостей.

Машину обступают на стоянках,
Таскать им воду вёдрами — не труд,
Приносят мыло с полотенцем к танку
И сливы недозрелые суют…

Шёл бой за улицу. Огонь врага был страшен,
Мы прорывались к площади вперёд.
А он гвоздит — не выглянуть из башен, —
И чёрт его поймёт, откуда бьёт.

Тут угадай-ка, за каким домишкой
Он примостился, — столько всяких дыр,
И вдруг к машине подбежал парнишка:
— Товарищ командир, товарищ командир!

Я знаю, где их пушка. Я разведал…
Я подползал, они вон там, в саду…
— Да где же, где?.. — А дайте я поеду
На танке с вами. Прямо приведу.

Что ж, бой не ждёт. — Влезай сюда, дружище! —
И вот мы катим к месту вчетвером.
Стоит парнишка — мины, пули свищут,
И только рубашонка пузырём.

Подъехали. — Вот здесь. — И с разворота
Заходим в тыл и полный газ даём.
И эту пушку, заодно с расчётом,
Мы вмяли в рыхлый, жирный чернозём.

Я вытер пот. Душила гарь и копоть:
От дома к дому шёл большой пожар.
И, помню, я сказал: — Спасибо, хлопец! —
И руку, как товарищу, пожал…

Был трудный бой. Всё нынче, как спросонку,
И только не могу себе простить:
Из тысяч лиц узнал бы я мальчонку,
Но как зовут, забыл его спросить.
Светлана Волченко
Светлана Волченко
1 138
Лучший ответ
ВАРВАРСТВО

Они с детьми погнали матерей
И яму рыть заставили, а сами
Они стояли, кучка дикарей,
И хриплыми смеялись голосами.
У края бездны выстроили в ряд
Бессильных женщин, худеньких ребят.
Пришел хмельной майор и медными глазами
Окинул обреченных... Мутный дождь
Гудел в листве соседних рощ
И на полях, одетых мглою,
И тучи опустились над землею,
Друг друга с бешенством гоня...
Нет, этого я не забуду дня,
Я не забуду никогда, вовеки!
Я видел: плакали, как дети, реки,
И в ярости рыдала мать-земля.
Своими видел я глазами,
Как солнце скорбное, омытое слезами,
Сквозь тучу вышло на поля,
В последний раз детей поцеловало,
В последний раз...
Шумел осенний лес. Казалось, что сейчас
Он обезумел. Гневно бушевала
Его листва. Сгущалась мгла вокруг.
Я слышал: мощный дуб свалился вдруг,
Он падал, издавая вздох тяжелый.
Детей внезапно охватил испуг, --
Прижались к матерям, цепляясь за подолы.
И выстрела раздался резкий звук,
Прервав проклятье,
Что вырвалось у женщины одной.
Ребенок, мальчуган больной,
Головку спрятал в складках платья
Еще не старой женщины. Она
Смотрела, ужаса полна.
Как не лишиться ей рассудка!
Все понял, понял все малютка.
-- Спрячь, мамочка, меня! Не надо умирать! --
Он плачет и, как лист, сдержать не может дрожи.
Дитя, что ей всего дороже,
Нагнувшись, подняла двумя руками мать,
Прижала к сердцу, против дула прямо...
-- Я, мама, жить хочу. Не надо, мама!
Пусти меня, пусти! Чего ты ждешь? --
И хочет вырваться из рук ребенок,
И страшен плач, и голос тонок,
И в сердце он вонзается, как нож.
-- Не бойся, мальчик мой. Сейчас вздохнешь ты
вольно.
Закрой глаза, но голову не прячь,
Чтобы тебя живым не закопал палач.
Терпи, сынок, терпи. Сейчас не будет больно. --
И он закрыл глаза. И заалела кровь,
По шее лентой красной извиваясь.
Две жизни наземь падают, сливаясь,
Две жизни и одна любовь!
Гром грянул. Ветер свистнул в тучах.
Заплакала земля в тоске глухой,
О, сколько слез, горячих и горючих!
Земля моя, скажи мне, что с тобой?
Ты часто горе видела людское,
Ты миллионы лет цвела для нас,
Но испытала ль ты хотя бы раз
Такой позор и варварство такое?
Страна моя, враги тебе грозят,
Но выше подними великой правды знамя,
Омой его земли кровавыми слезами,
И пусть его лучи пронзят,
Пусть уничтожат беспощадно
Тех варваров, тех дикарей,
Что кровь детей глотают жадно,
Кровь наших матерей...
DR
Doronin Roman
63 096
Опять он вспомнил партизанский лазарет
С бинтом застиранным и запахом карболки,
И с юной рыжей медсестричкой-балаболкой...
За каждой болью её сердце рвалось вслед:
"Ты потерпи, касатик, ну совсем немного,
Сейчас, мой милый, непременно боль пройдёт... "
И улыбалась, пряча за улыбкою тревогу,
И умирающего гладила, а тот -
Такой же юный - вспоминал, наверно, детство,
И уносился мыслями в далёко-далеко,
Где запах хлеба - ото всех болезней средство,
Где мама ставила на стол парное молоко.
Что стоило ей школьнице вчерашней
Всё пережить, смерть видя по сто раз на дню?
Наверно, дай ей волю, с немцем в рукопашной,
Она б за каждого отдала жизнь свою…
С годами многое распалось на осколки:
Не совершенна память, да и старости черёд,
Но голос юной медсестрички-балаболки
Его поддерживал всегда: «Мой милый, боль пройдёт!»
Когда свой танк
веду на фланге взвода,
Иль мчусь на дот
сквозь шквал горячих пург,

Я помню о друзьях
с далекого завода,
Я помню о тебе,
товарищ металлург,

Я вижу:
у конвертора в литейной
Тебя,
вскрывающем
горячее горно,

И пламенем
расплавленного штейна,
Как золотом, лицо озарено.

Я знаю:
будет сталь
добротного закала,

От вражьих мин
она хранит меня -
Отлитая из твоего металла
могучая
советская
броня.

Твой труд бойца
живет в твоем металле,
И это друг,
дороже всех наград -

Наверняка я шлю
из твердой стали
В немецкий "тигр"
грохочущий снаряд.

Мы боремся в едином
крепком сплаве -
И фронт и тыл,
как две руки, всегда.

И знай:
в моей армейской
бранной славе
Сияет слава
твоего труда.