Откуда пошло выражение - "Не лезь в бутылку "?

тюрьма или психиатрическая лечебница

Социальное расслоение петербургского населения началось одновременно с закладкой первого кирпича в основание нового города. Наряду с указами о принудительном переселении из Москвы в Петербург на постоянное жительство представителей высокородного старорусского купечества и дворянства, Петр издает указ, предписывающий «беглых солдат бить кнутом и ссылать в новостроющийся город Санкт-Петербург». В XVIII веке на петербургских улицах можно было встретить арестантов, которых в колодках ежедневно водили по городу для сбора подаяний. Других средств к существованию у них не было. Петербуржцы хорошо знали старый русский обычай: «Голодай да холодай, а колоднику отдай». Народная, или, как ее еще называют, вульгарная, этимология возводит происхождение названия острова Голодай к этой старинной пословице. Арестантские бараки стояли как раз на том пустынном окраинном острове, на берегу реки Смоленки.

Названные нами крайние, полярно противоположные точки широкого спектра петербургского этноса, экстраполированные на географическую карту города, обозначили, с одной стороны, аристократический, или, как его называли в обиходе, «белый город», на Адмиралтейском острове, с другой — беднейшие рабочие окраины северных островов, о которых в народе говорили: «Вошь да крыса до самого Елагина мыса». По социальному статусу им вполне соответствовали и многие другие фабрично-заводские районы периферийного Петербурга, считавшиеся основными поставщиками асоциальных и деклассированных цементов на столичные панели и тротуары. Главные из них были расположены на обоих берегах Невы восточнее Литейного моста, в промышленных кварталах Обводного канала на всем его протяжении и в той части Фонтанки, где она становилась принадлежностью Коломны, репутация которой была невысокой: «Коломна всегда голодна».

Со второй половины XIX века, когда стремительный рост промышленного производства в столице вызнал небывалый строительный бум, социальную опасность начали представлять выраставшие, как грибы после дождя, доходные дома, многие из которых известны в фольклоре по фамилиям их владельцев: «Дурдинки», «Комаровки», «Лихачевки» и т. д. Чаще всего такие четырех-, пятиэтажные Дома в народе назывались собирательным именем «наемные казармы», что вполне соответствовало условиям проживания в них среди грязи, скученности и скандалов. В начале ХХ века предпринимаются попытки решить проблемы жилья строительством так называемых домов-коммун. Два таких дома построил архитектор В. П. Кондратьев. Один из них находился на Смоленской улице и назывался «Порт-Артур», другой — «Маньчжурия» на Лубенской (ныне Заозерной) улице. Однако общей проблемы это не решало. Тысячи фабрично-заводских рабочих ютились в дощатых бараках на Троицком поле, которые в народе прозвали «кораблями»; в деревянных домиках, построенных для мастеровых фабрики «Треугольник» стараниями принца Лейхтенбергского и потому иронически прозванных «принцевыми номерами»; в лачугах «Хрустального городка» вблизи Фарфорового и Стеклянного заводов.

Но те, что пришли в Петербург для поиска работы и те, что неожиданно лишились ее, жили в еще более невыносимых условиях. Территорией их обитания были так называемые «угловые дома», где сдавались не комнаты, а только углы и где их соседями были церковные нищие и бездомные разносчики с окрестных рынков. Постоянным спутником такого беспросветного существования было пьянство.

В Петербурге жизнь хороша,
Только денег нет ни гроша.
Заведется пятачок,
И бежишь с ним в кабачок.

Бесшабашно-хвастливый тон одних частушек чередуется с рифмованными философскими сентенциями других. Вот как об этом пели побывавшие в Питере тверские мужики. Запись 1914 года.

Четвертная — мать родная,
Полуштоф — отец родной,
Сороковочка-сестрица
Научила водку пить,
Научила водку пить,
Из Питера пешком ходить.

Отдавая дань традиции, самый злачный район Петербурга — Сенную площадь, к роли которой в жизни питерских социальных низов мы еще вернемся, — до сих пор называют: «пьяные углы Сенной». Даже в

Поспорили 2 Джина, один другому сказал это, а тот не поверил...