Отступление.
У библиотеке у родителей /визуально я помню все книги, не все прочла, но не раз каждую держала в руках/ были две книги, которые удивляли своим оформлением. Это книга А. И. Герцена «Сорока-воровка» в тревожно-бордовой обложке и книга Стендаля «Красное и черное» в белой окаймленной черной рамкой.
Глаз путал – выхватывая одно вместо другого. И странно, а может и нет, но Стендаля я прочла. А вот «Сорока-воровка» осталась мною не прочитанной. Кстати такая же участь была уготована и его книге «Былое и думы» . Пугала она тяжестью названия, плетеным раскачивающимся креслом и поучительно-назидательным тоном глухим прерывающимся старческим голосом. Иногда – первого выдуманного впечатления бывает достаточно, чтобы не разрушать его.
К чему такое затянувшееся отступление?
Ответы к вопросу в большинстве своем даны. И более того указано произведение. А я для себя разрушила то первое впечатление из детства, прочитав всего несколько страниц из "Былого... "
В автобиографических воспоминаниях Герцена "Былое и думы" сохранилось описание Васильевского, некоторых его жителей, деревенской местности. Сюда Яковлевы ездили почти каждое лето, с 1821 по 1828 г. в старую усадьбу, а с 1828 по 1833 г. в новый двухэтажный рубленный дом с мезонином. (далее цитата по тексту)
«Я мало видал мест изящнее Васильевского. Кто знает Кунцево и Архангельское Юсупова или именье Лопухина против Саввина монастыря, тому довольно сказать, что Васильевское лежит на продолжении того же берега верст тридцать от Саввина монастыря. На отлогой стороне - село, церковь и старый господский дом. По другую сторону - гора и небольшая деревенька, там построил мой отец новый дом. Вид из него обнимал верст пятнадцать кругом; озера нив, колеблясь, стлались без конца; разные усадьбы и села с белеющими церквами видны были там-сям; леса разных цветов делали полукруглую раму, и черезо все - голубая тесьма Москвы-реки. Я открывал окно рано утром в своей комнате наверху и смотрел, и слушал, и дышал.
При всем том мне было жаль старый каменный дом, может, оттого, что я в нем встретился в первый раз с деревней; я так любил длинную, тенистую аллею, которая вела к нему, и одичалый сад возле; дом разваливался, и из одной трещины в сенях росла тоненькая, стройная береза. Налево по реке шла ивовая аллея, за нею тростник и белый песок до самой реки; на этом песке и в этом тростнике игрывал я, бывало, целое утро - лет одиннадцати, двенадцати» .
Позднее Герцен вновь побывал в селе своего детства. "В 1843 году, - писал он в "Былом и думах", - мы жили ...в Звенигородском уезде, верст двадцать от Васильевского. Как же было не съездить на старое пепелище. И вот мы опять едем тем же проселком; открывается знакомый бор и гора, покрытая орешником, а тут и брод через реку, этот брод, приводивший меня двадцать лет тому назад в восторг, - вода брызжет, мелкие камни хрустят, кучера кричат, лошади упираются.. .Ну вот и село, и дом священника, где он сиживал на лавочке в буром подряснике, простодушный, добрый, рыжеватый, вечно в поту, всегда что-нибудь прикусывавший и постоянно одержимый икотой; вот и канцелярия, где земский Василий Епифанов, никогда не бывавший трезвым, писал свои отчеты, скорчившись над бумагой и держа перо у самого конца, круто подогнувши третий палец под него...
Что-то чужое прошло тут в эти десять лет; вместо нашего дома на горе стоял другой, около него был разбит новый сад... "
Дом, о котором вспоминал Герцен, был снесен еще при его жизни. Тот, что стоит сейчас, - третий по счету главный усадебный дом. Его строил архитектор-самоучка Петр Самойлович Бойцов для последнего владельца усадьбы - князя Александра Григорьевича Щербатова, купившего "Васильевское" в 1884 году.
/фото усадьбы и окрестностей можно увидеть
здесь, а в предыдущем посте по обещанию автора - можно побывать внутри этого замка/
Можно и без фото рассказать интересно.
В ММ ссылку дам на фото усадьбы и окрестностей.