Четвёртый крестовой похход

разгромили византию

как всегда турцию и сирию закрыли на карантин

Новшеством для крестоносцев стало изменение направления похода –
Египет вместо Палестины. Но, учитывая геополитическую ситуацию и вектор активности исламских сил, такой выбор логичен. Робер де Клари писал, что они шли «в Вавилон (Каир) или Александрию, самую сердцевину страны сарацин, где сумели бы причинить им (мусульманам. – А. С.)
наибольший вред» [5, V]. Со времен I крестового похода (1096–1099 гг.)
опасность для образованного крестоносцами Латино-Иерусалимского королевства исходила именно из Египта. На изменение стратегии повлияла и неудача III похода (1189–1192 гг. ).
Учитывая большую протяженность пути из Западной Европы на Ближний Восток, необходимость пересечения мусульманских земель, потребность в снабжении войска припасами в пути, крестоносцы после I крестового похода весь XII в. добирались в Святую землю морским путем.
Поэтому обращение рыцарей к Венеции, обладавшей большим флотом и опытом перевозки пилигримов, было логично. По договору, датируемому апрелем 1201 г. и утвержденному Иннокентием III, венецианцы обязывались построить флот (их кораблей оказалось мало) и выделяли на год «по
собственному желанию для служения Божьего пятьдесят вооруженных галер» [3, с. 173].
Жоффруа де Виллардуэн c похвалой отзывался о выполнении своих обязательств венецианцами. В его записях нет и намека на сословную рознь, хотя пренебрежительное отношение рыцарей к простолюдинам общеизвестно. Этот аспект также позитивно характеризует крестоносцев,
ибо поход также идентифицировался как акт покаяния, а вражда между единоверцами прямо противоположна евангельской заповеди любви к своему ближнему.
Отметим лишь, что барон, отправляясь в поход, был мотивирован идеей долга. Ввиду нехватки средств, он часто закладывал свои земли и зáмок. К началу XIII в., за сто лет «священной войны» с мусульманами,
современникам стало понятно, что на Ближнем Востоке сложно разбогатеть. В случае возвращения воина домой его обычно ожидали почет и выплата больших долгов [8, с. 174–176]. Венеция за услуги крестоносцам получала по договору огромную сумму – 85 тыс. марок серебра [3,с. 173].
Таким образом, планы крестоносцев были санкционированы церковью и пользовались значительной общественной поддержкой. Об этом свидетельствуют позиция Иннокентия III, значительная сумма пожертвований и большое число принявших крест рыцарей, перечисление имен которых
40Всеобщая история занимает много места у Жоффруа де Виллардуэна и у Робера де Клари [1, § 2–10; 5, I].
Также важным аспектом ценностно-мировоззренческих ориентаций крестоносцев является провиденциализм. Гуревич справедливо указал на свойственную средневековым авторам тенденцию рассматривать события сквозь призму доминировавшего в ту эпоху религиозного сознания
[2, c. 182]. Оба хрониста, представлявшие разные слои рыцарства, демонстрируют в своих трудах убежденность в том, что ход исторического развития не хаотичен, а строго подчинен божественной воле. Божий промысел, по их твердому убеждению, в значительной мере влиял как
на судьбы отдельных воинов, так и войска крестоносцев в целом. Именно с промыслом Божьим в средневековом сознании связывались успехи и неудачи, зависящие от благочестия и верности долгу [1, § 18, 46, 93,182–183, 384 и др.; 5, XXX, LII, LXXIV, LXXV и др.].
На определяющую роль религиозного сознания в средневековой культуре повседневности указывает и характер датировки событий хронистами. Например, сбор войска начался в период праздника Пятидесятницы [1, § 47; 5, IX], а прибытие крестоносцев к далматскому г. Задар (Зара),
расположенному на побережье Адриатического моря, произошло ко дню Св. Мартина [1, § 78; 5, XIV].

Deus vult