Говорят - "На воре шапка горит", а если вор без головного убора, то что, на Ваш взгляд у него должно воспламениться?

Енгибарову — от зрителей (Шут был вор: он воровал минуты... )

Шут был вор: он воровал минуты —
Грустные минуты тут и там.
Грим, парик, другие атрибуты
Этот шут дарил другим шутам.

В светлом цирке между номерами,
Незаметно, тихо, налегке
Появлялся клоун между нами
Иногда в дурацком колпаке.

Зритель наш шутами избалован —
Жаждет смеха он, тряхнув мошной,
И кричит: "Да разве это клоун? !
Если клоун — должен быть смешной! "

Вот и мы.. . Пока мы вслух ворчали:
"Вышел на арену — так смеши! " —
Он у нас тем временем печали
Вынимал тихонько из души.

Мы опять в сомненье — век двадцатый:
Цирк у нас, конечно, мировой,
Клоун, правда, слишком мрачноватый —
Невеселый клоун, не живой.

Ну а он, как будто в воду канув,
Вдруг при свете, нагло, в две руки
Крал тоску из внутренних карманов
Наших душ, одетых в пиджаки.

Мы потом смеялись обалдело,
Хлопали, ладони раздробя.
Он смешного ничего не делал —
Горе наше брал он на себя.

Только — балагуря, тараторя —
Всё грустнее становился мим,
Потому что груз чужого горя
По привычке он считал своим.

Тяжелы печали, ощутимы —
Шут сгибался в световом кольце,
Делались всё горше пантомимы,
И — морщины глубже на лице.

Но тревоги наши и невзгоды
Он горстями выгребал из нас,
Будто многим обезболил роды,
А себе — защиты не припас.

Мы теперь без боли хохотали,
Весело по нашим временам:
"Ах, как нас прекрасно обокрали —
Взяли то, что так мешало нам! "

Время! И, разбив себе колени,
Уходил он, думая своё.
Рыжий воцарился на арене,
Да и за пределами её.

Злое наше вынес добрый гений
За кулисы — вот нам и смешно.
Вдруг — весь рой украденных мгновений
В нём сосредоточился в одно.

В сотнях тысяч ламп погасли свечи.
Барабана дробь — и тишина.. .
Слишком много он взвалил на плечи
Нашего — и сломана спина.

Зрители — и люди между ними —
Думали: вот пьяница упал.. .
Шут в своей последней пантомиме
Заигрался — и переиграл.

Он застыл — не где-то, не за морем —
Возле нас, как бы прилёг, устав, —
Первый клоун захлебнулся горем,
Просто сил своих не рассчитав.

Я шагал вперёд неукротимо,
Но успев склониться перед ним.
Этот трюк уже не пантомима:
Смерть была — царица пантомим!

Этот вор, с коленей срезав путы,
По ночам не угонял коней.
Умер шут. Он воровал минуты —
Грустные минуты у людей.

Многие из нас бахвальства ради
Не давались: проживём и так!
Шут тогда подкрадывался сзади
Тихо и бесшумно — на руках.. .

Сгинул, канул он — как ветер сдунул!
Или это шутка чудака?. .
Только я колпак ему — придумал,
Этот клоун был без колпака!! !

1972

Владимир Высоцкий!!!

я не смотрю на шапку.. на ноги.. .

Миранда опустилась на длинную плиту темно-лилового мрамора, и Пенн сел
рядом с ней. Он взглянул на нее. Совершая свой обряд, она, казалось,
прониклась необычайным достоинством и торжественностью. Бледное,
прозрачное веснушчатое лицо под растрепанной шапкой рыжих волос было
безмятежно-спокойно. Но по нему разливалась странная улыбка - точно свет
изнутри. Она смотрела не на него, а в сторону своего жертвоприношения, и
он увидел, что она прекрасна. А потом он опустил глаза и увидел ее колени.
На ней были длинные зеленые носки, покрывавшие икры. Короткая клетчатая
юбка кончалась чуть выше колен. А между носками и юбкой были коленки,
голые, белые, круглые. Пенн смотрел на них, и словно натянутая струна
тренькнула где-то вдали, что-то прозвенело и оборвалось. Никогда бы он не
подумал, что в женских коленях может быть что-нибудь интересное. Впрочем,
Миранда не женщина. Однако она и не девочка. Что же она такое? И что с ним
творится? Он явственно ощутил потребность соскользнуть наземь и положить
голову к ней на колени. Издалека донесся голос кукушки, запинающийся,
глухой и печальный. Пенн перевел дух и поднял голову. Птицы уже слетались
на хлеб. Айрис Мэрдок. Дикая роза

Стали черными, ослепли золотые глазята подсолнухов, \Земля — мостовая из семенух. \Сколько любовных речей\Ныне затоптано в землю! \Нежные вздохи\Лыжами служат моим сапогам, \Вместе с плевком вспорхнули на воздух! \Это не сад, а изжога любви, \Любви с семенами подсолнуха. Велимир Хлебников 1921 ШЕСТВИЕ ОСЕНЕЙ ПЯТИГОРСКА

а вот тогда, всё! Никак его не поймаешь, гореть то нечему!

значит, шапка уже сгорела!

У воров замороженные мозги даже тепла не дают - пожара не будет

ничего... потому как, совести у него нет.

Земля у вора горит под ногами, на которую он ступает своими ногами...

Да пар пойдет из ушей

темечко

пятки, потому как удирать приходится!

Карманы!

Пожарник ты наш, откуда мы знаем что у него должно сгореть.. . Наверное пламенное сердце ночного труженника)))))))))

Уши дымятся .

Я вслед за Есениным подумаю, что сердце.. .

Я сам не знаю до сих пор,
За что мне это, право, слово,
Но я живу теперь как вор,
Укравший счастье у другого.

Она мне даже не жена-
Но перед нею я в ответе,
Всё потому что мне она-
Теперь дороже всех на свете.

Это женщина, которую люблю я очень,
Это женщина, которая мне снится ночью,
Это женщина, которая глядит с тревогой и мольбой.

Это женщина, которая подобна чуду
Это женщина, которую я помнить буду,
Это женщина, которой никогда не стать моей судьбой.

Дождь барабанит за стеклом,
А мне в такую ночь не спится,
Я был ничейным журавлём,
Она - в чужой руке синицей.

Она мне даже не жена,
Но где найти слова и силы,
Чтобы поверила она-
И от меня не уходила.
Сергей Есенин

Огонь из ноздрей повалит!

Нимб

Дёмин, оглянитесь: "Этот поезд в огне! "

Тогда его выдают лицо и глаза.

Давай подойдем к решению этого вопроса с меркантильной точки зрения!
Вот, например, ты, покупаешь деффицит и продавцу надо дать поверх оплаты еще и "шапку"! Ты, понял, так вот у вора и "шапка" горит! Т. Е. продавец остается без "шапки" - "сгорает", пропадает она!

скорее сами загоримся от негодования! а вору это пофиг!

Ему выдают годовую подписку на горящие повестки в милицию, прокуратуру и суд.

...глаза- зеркало души...

воображение-как горит фуражка на опере

- Почему на воре шапка горит?
- Это русские так прикалывались, когда еще не умели торговать нефтью!

это такой обычай был у казоков если подозревали кого то в воровстве давали пожевать лепешку (всем кого потозревали), потом выплевовали, и у вора хлеб был сухой, потому и узнавали, страх все расскажет.

Тяжеловесная лёгкость...

Тогда достаточно крикнуть---"Смотрите, вон у того вора, который без шапки, нос вырос как у буратино! "
И не обязательно чему то гореть, гореть он будет потом, за грехи свои на том свете, если он есть!

подошвы

... если без головного убора, значит шапка евойная давно уже сгорела....

Педаль газа может?

На воре шапка горит - алмазами, а если шапки нет,
значит горит все синим пламенем.

чувство страха. что узнают-кто.

Да под ним должна земля гореть ...

Его поведение...

хороший вор вряд ли внешне что-то проявит, а вот душа у него горит, глаза выдают...

Если шапки нет значит он не вор

сначала бы шапку украл, а потом уж в воры записывался

Ну если шапки нет, то и воспламеняться нечему

Все остальное.

шевелюра от великого ума но если и ее нет то он не вор а несун или * бизнес мен либо бизнес-вуман *

Вор сам себя выдает-нервничает, суетится, глаза бегают, взгляд отводит...

очко щипит ))

Либо уши, либо щёки.

уши покраснеют глаза заслезятся, и губа задергается

Мысль

Это куда сторож из берданки ему впендюрит, то и воспламенится!

Воровство - нынче предпринимательством называется, и не важно:
под каким головным убором.
Здесь главное - чтобы была надёжная "крыша".
Потому и в демократической Рашке в таких случаях огонь начинает распространяться на всё, что угодно, кроме самих воров.

Такое было раньше, сейчас огнетушители есть, и неважно чтоб загорелось!!!

Самое важное для него

волосы)