Может, кто просветит, за что некоего О. Мандельштампта зовут великим? Я не заметил. Видно, не дано мне, русскому?

Вы, вероятно, задали вопрос исключительно для того, что покритиковать ответчиков. Если так хочется поспорить - найдите себе собеседника. Не Вы вносили Осипа Эмильевича Мандельштама в фонд русской классики, не Вам его оттуда и попирать. Это прекрасный поэт, я его очень люблю. Его поэтическое наследие очень живо и ярко, эмоционально и наполнено столькими интересными образами, что думаю, он стоит того, чтобы существовать в Серебряном веке отдельной, значительной фигурой.
Любая поэзия проверяется временем. Если в стихотворениях, написанных десятки лет назад можно и сейчас найти что-то близкое и очень понятное - уж наверное, не просто так они писались.

Профессор! Просвещать Вас - занятие неблагодарное. Не дано, так не дано.
Но выбросите Мандельштама, Пастернака, Бродского из русской поэзии, и следующим шагом Вашим будет - выбросить Пушкина? У него ведь тоже с чистотой крови не совсем благополучно?

Мы живем, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца,
Там припомнят кремлевского горца.
Его толстые пальцы, как черви, жирны,
И слова, как пудовые гири, верны,
Тараканьи смеются глазища
И сияют его голенища.

А вокруг него сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей.
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,
Он один лишь бабачит и тычет.
Как подкову, дарит за указом указ –
Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.
Что ни казнь у него – то малина
И широкая грудь осетина.

Ноябрь 1933

А ты, "профессор", смог бы такое же написать ну скажем так в 70 е годы? Тогда ведь никого уже не убивали и в лагеря на "25 без права на переписуку" не ссылали. Так... Из страны выгнать могли или в Нижнем запереть. Или вся твоя смелость ограничивается только тем что ты обзываешь женщину в интернете "засранкой" только изза того что ее мнение расходится с твоим?
P.S. В дискуссию вступать и на комменты отвечать не буду. Я уже все сказал что хотел.

Не дано, ясен пень...

Нежнее нежного
Лицо твое,
Белее белого
Твоя рука,
От мира целого
Ты далека,
И все твое -
От неизбежного.

От неизбежного
Твоя печаль,
И пальцы рук
Неостывающих,
И тихий звук
Неунывающих
Речей,
И даль
Твоих очей.

Для меня - за это

***
О временах простых и грубых
Копыта конские твердят.
И дворники в тяжелых шубах
На деревянных лавках спят.

На стук в железные ворота
Привратник, царственно-ленив,
Встал, и звериная зевота
Напомнила твой образ, скиф!

Когда с дряхлеющей любовью
Мешая в песнях Рим и снег,
Овидий пел арбу воловью
В походе варварских телег.
1914

***
В разноголосице девического хора
Все церкви нежные поют на голос свой,
И в дугах каменных Успенского собора
Мне брови чудятся, высокие, дугой.

И с укрепленного архангелами вала
Я город озирал на чудной высоте.
В стенах Акрополя печаль меня снедала
По русском имени и русской красоте.

Не диво ль дивное, что вертоград нам снится,
Где голуби в горячей синеве,
Что православные крюки поет черница:
Успенье нежное -- Флоренция в Москве.

И пятиглавые московские соборы
С их итальянскою и русскою душой
Напоминают мне явление Авроры,
Но с русским именем и в шубке меховой.
Февраль 1916

***
В хрустальном омуте какая крутизна!
За нас сиенские предстательствуют горы,
И сумасшедших скал колючие соборы
Повисли в воздухе, где шерсть и тишина.

С висячей лестницы пророков и царей
Спускается орган, Святого Духа крепость,
Овчарок бодрый лай и добрая свирепость,
Овчины пастухов и посохи судей.

Вот неподвижная земля, и вместе с ней
Я христианства пью холодный горный воздух,
Крутое "Верую" и псалмопевца роздых,
Ключи и рубища апостольских церквей.

Какая линия могла бы передать
Хрусталь высоких нот в эфире укрепленном,
И с христианских гор в пространстве изумленном,
Как Палестрины песнь, нисходит благодать.
1919

***
Люблю под сводами седыя тишины
Молебнов, панихид блужданье
И трогательный чин - ему же все должны, -
У Исаака отпеванье.

Люблю священника неторопливый шаг,
Широкий вынос плащаницы
И в ветхом неводе Генисаретский мрак
Великопостныя седмицы.

Ветхозаветный дым на теплых алтарях
И иерея возглас сирый,
Смиренник царственный - снег чистый на плечах
И одичалые порфиры.

Соборы вечные Софии и Петра,
Амбары воздуха и света,
Зернохранилища вселенского добра
И риги Новаго Завета.

Не к вам влечется дух в годины тяжких бед,
Сюда влачится по ступеням
Широкопасмурным несчастья волчий след,
Ему ж вовеки не изменим.

Зане свободен раб, преодолевший страх,
И сохранилось свыше меры
В прохладных житницах, в глубоких закромах
Зерно глубокой, полной веры.
1921-1922

Русскому - вот ключ, ибо русский человек не принимает фальши. Это дутая величина, как и Пастернак, и многие другие.