Литература

посоветуйте стихи о войне. чтобы сильные и аж прислезились слушатели...

S)
Serega ) .
29 597
"Варварство" Мусы Джалилля.. .
Сейчас пришлю.. .
Они с детьми погнали матерей
И яму рыть заставили, а сами
Они стояли, кучка дикарей,
И хриплыми смеялись голосами.
У края бездны выстроили в ряд
Бессильных женщин, худеньких ребят.
Пришел хмельной майор и медными глазами
Окинул обреченных.. . Мутный дождь
Гудел в листве соседних рощ
И на полях, одетых мглою,
И тучи опустились над землею,
Друг друга с бешенством гоня.. .
Нет, этого я не забуду дня,
Я не забуду никогда, вовеки!
Я видел: плакали, как дети, реки,
И в ярости рыдала мать-земля.
Своими видел я глазами,
Как солнце скорбное, омытое слезами,
Сквозь тучу вышло на поля,
В последний раз детей поцеловало,
В последний раз.. .
Шумел осенний лес. Казалось, что сейчас
Он обезумел. Гневно бушевала
Его листва. Сгущалась мгла вокруг.
Я слышал: мощный дуб свалился вдруг,
Он падал, издавая вздох тяжелый.
Детей внезапно охватил испуг, --
Прижались к матерям, цепляясь за подолы.
И выстрела раздался резкий звук,
Прервав проклятье,
Что вырвалось у женщины одной.
Ребенок, мальчуган больной,
Головку спрятал в складках платья
Еще не старой женщины. Она
Смотрела, ужаса полна.
Как не лишиться ей рассудка!
Все понял, понял все малютка.
-- Спрячь, мамочка, меня! Не надо умирать! --
Он плачет и, как лист, сдержать не может дрожи.
Дитя, что ей всего дороже,
Нагнувшись, подняла двумя руками мать,
Прижала к сердцу, против дула прямо.. .
-- Я, мама, жить хочу. Не надо, мама!
Пусти меня, пусти! Чего ты ждешь? --
И хочет вырваться из рук ребенок,
И страшен плач, и голос тонок,
И в сердце он вонзается, как нож.
-- Не бойся, мальчик мой. Сейчас вздохнешь ты
вольно.
Закрой глаза, но голову не прячь,
Чтобы тебя живым не закопал палач.
Терпи, сынок, терпи. Сейчас не будет больно. --
И он закрыл глаза. И заалела кровь,
По шее лентой красной извиваясь.
Две жизни наземь падают, сливаясь,
Две жизни и одна любовь!
Гром грянул. Ветер свистнул в тучах.
Заплакала земля в тоске глухой,
О, сколько слез, горячих и горючих!
Земля моя, скажи мне, что с тобой?
Ты часто горе видела людское,
Ты миллионы лет цвела для нас,
Но испытала ль ты хотя бы раз
Такой позор и варварство такое?
Страна моя, враги тебе грозят,
Но выше подними великой правды знамя,
Омой его земли кровавыми слезами,
И пусть его лучи пронзят,
Пусть уничтожат беспощадно
Тех варваров, тех дикарей,
Что кровь детей глотают жадно,
Кровь наших матерей.. .
Ольга Александровская
Ольга Александровская
66 075
Лучший ответ
Юлия Друнина

ЗИНКА
Памяти однополчанки —
Героя Советского Союза
Зины Самсоновой

1

Мы легли у разбитой ели.
Ждем, когда же начнет светлеть.
Под шинелью вдвоем теплее
На продрогшей, гнилой земле.

- Знаешь, Юлька, я - против грусти,
Но сегодня она не в счет.
Дома, в яблочном захолустье,
Мама, мамка моя живет.
У тебя есть друзья, любимый,
У меня - лишь она одна.
Пахнет в хате квашней и дымом,
За порогом бурлит весна.

Старой кажется: каждый кустик
Беспокойную дочку ждет.. .
Знаешь, Юлька, я - против грусти,
Но сегодня она не в счет.

Отогрелись мы еле-еле.
Вдруг приказ: "Выступать вперед! "
Снова рядом, в сырой шинели
Светлокосый солдат идет.

2

С каждым днем становилось горше.
Шли без митингов и знамен.
В окруженье попал под Оршей
Наш потрепанный батальон.

Зинка нас повела в атаку.
Мы пробились по черной ржи,
По воронкам и буеракам
Через смертные рубежи.

Мы не ждали посмертной славы. -
Мы хотели со славой жить.
...Почему же в бинтах кровавых
Светлокосый солдат лежит?

Ее тело своей шинелью
Укрывала я, зубы сжав.. .
Белорусские ветры пели
О рязанских глухих садах.

3

- Знаешь, Зинка, я против грусти,
Но сегодня она не в счет.
Где-то, в яблочном захолустье,
Мама, мамка твоя живет.

У меня есть друзья, любимый,
У нее ты была одна.
Пахнет в хате квашней и дымом,
За порогом стоит весна.

И старушка в цветастом платье
У иконы свечу зажгла.
...Я не знаю, как написать ей,
Чтоб тебя она не ждала? !
1944
Чынгыз Джуматаев я в школе на литературе рассказывала и плакала, а учительница меня заругала...
Константин Симонов

Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины,
Как шли бесконечные, злые дожди,
Как кринки несли нам усталые женщины,
Прижав, как детей, от дождя их к груди,

Как слезы они вытирали украдкою,
Как вслед нам шептали: - Господь вас спаси! -
И снова себя называли солдатками,
Как встарь повелось на великой Руси.

Слезами измеренный чаще, чем верстами,
Шел тракт, на пригорках скрываясь из глаз:
Деревни, деревни, деревни с погостами,
Как будто на них вся Россия сошлась,

Как будто за каждою русской околицей,
Крестом своих рук ограждая живых,
Всем миром сойдясь, наши прадеды молятся
За в бога не верящих внуков своих.

Ты знаешь, наверное, все-таки Родина -
Не дом городской, где я празднично жил,
А эти проселки, что дедами пройдены,
С простыми крестами их русских могил.

Не знаю, как ты, а меня с деревенскою
Дорожной тоской от села до села,
Со вдовьей слезою и с песнею женскою
Впервые война на проселках свела.

Ты помнишь, Алеша: изба под Борисовом,
По мертвому плачущий девичий крик,
Седая старуха в салопчике плисовом,
Весь в белом, как на смерть одетый, старик.

Ну что им сказать, чем утешить могли мы их?
Но, горе поняв своим бабьим чутьем,
Ты помнишь, старуха сказала: - Родимые,
Покуда идите, мы вас подождем.

"Мы вас подождем! "- говорили нам пажити.
"Мы вас подождем! "- говорили леса.
Ты знаешь, Алеша, ночами мне кажется,
Что следом за мной их идут голоса.

По русским обычаям, только пожарища
На русской земле раскидав позади,
На наших глазах умирали товарищи,
По-русски рубаху рванув на груди.

Нас пули с тобою пока еще милуют.
Но, трижды поверив, что жизнь уже вся,
Я все-таки горд был за самую милую,
За горькую землю, где я родился,

За то, что на ней умереть мне завещано,
Что русская мать нас на свет родила,
Что, в бой провожая нас, русская женщина
По-русски три раза меня обняла.
ИM
Ирина M
15 938
Я знаю, никакой моей вины
В том, что другие не пришли с войны,
В то, что они - кто старше, кто моложе -
Остались там, и не о том же речь,
Что я их мог, но не сумел сберечь, -
Речь не о том, но все же, все же, все же.. .
Твардовский.
Подсчитано, сколько погибло солдат
в смертельных отчаянных битвах…
По ним поминальные свечи горят,
и в храмах читают молитвы.

Гранитные воины скорбно молчат,
склонившись к земле головою,
миллионы на воинских кладбищах спят
в могилах, заросших травою.

А сколько их в тайных глубинах морей,
в холодной подводной могиле!
И кто подсчитает число матерей,
в кровавых боях потерявших детей:
ведь пули, убившие их сыновей,
сердца матерей бьют навылет.
Рамона ~[Cр.f]~
Рамона ~[Cр.f]~
5 451
НЕМЫЕ

Я слышу это не впервые,
В краю, потоптанном войной,
Привычно молвится: немые, —
И клички нету им иной.

Старуха бродит нелюдимо
У обгорелых черных стен.
— Немые дом сожгли, родимый,
Немые дочь угнали в плен.

Соседи мать в саду обмыли,
У гроба сбилися в кружок.
— Не плачь, сынок, а то немые
Придут опять. Молчи, сынок.. .

Голодный люд на пепелище
Варит немолотую рожь.
И ни угла к зиме, ни пищи.. .
— Немые, дед? — Немые, кто ж!

Немые, темные, чужие,
В пределы чуждой им земли
Они учить людей России
Глаголям виселиц пришли.

Пришли и ног не утирали.
Входя в любой, на выбор, дом.
В дому, не спрашивая, брали,
Платили пулей и кнутом.

К столу кидались, как цепные,
Спешили есть, давясь едой,
Со свету нелюди. Немые, —
И клички нету им иной.

Немые. В том коротком слове
Живей, чем в сотнях слов иных,
И гнев, и суд, что всех суровей,
И счет великих мук людских.

И, немоты лишившись грозной,
Немые перед тем судом
Заговорят. Но будет поздно:
По праву мы их не поймем.. .

1943

А. Твардовский.
NM
Nikita Mishyn
1 708
Баллада о черством куске

По безлюдным проспектам оглушительно звонко
Громыхала- на дьявольской смеси трехтонка.
Леденистый брезент покрывал ее кузов -
Драгоценные тонны замечательных грузов.
Молчаливый водитель, примерзший к баранке,
Вез на фронт концентраты, хлеба вез он буханки,
Вез он сало и масло, вез консервы и водку,
И махорку он вез, проклиная погодку.
Рядом с ним лейтенант пряталь нос в рукавицу,
Был он худ. Был похож на голодную птицу.
И казалось ему, что водителя нету,
Что попал грузовик на другую планету.
Вдруг навстречу лучам - синим, трепетным фарам -
Дом из мрака шагнул, покорежен пожаром,
А сквозь эти лучи снег летел, как сквозь сито,
Снег летел, как мука, - плавно, медленно, сыто.. .
-Стоп! - сказал леейтенант. - Погодите водитель.
Я, - сказал лейтенант, - местный все-таки житель. -
И шофер осадил перед домом машину,
И пронзительный ветер ворвался в кабину.
И взбежал лейтенант по знакомым ступеням.
И вошел. И сынишка прижался к коленям.
Воробьинные ребрышки.. . бледные губки.. .
Старичок семилетний в потрепанной шубке.
Как живешь, мальчуган? Отвечай без обмана!
И достал лейтенант свой паек из кармана.
Хлеба черствый кусок дал он сыну: пожуй-ка,
И шагнул он туда, где дымила буржуйка.
Там, поверх одеяла, распухшие руки.
Там жену он увидел после долгой разлуки.
Там, боясь разрадаться, взял за бедные плечи
И вглаза заглянул, что мерцали, как свечи.
Но не знал лейтенант семилетнего сына.
Был мальчишка в отца-настоящий мужчина!
И, когда замигал догоревший огарок;
Маме в руку вложил он отцовский подарок,
А когда лейтенант вновь садился в трехтонку,
-Приезжай! - закричал ему мальчик в догонку
И опять сквозь лучи снег летел как сквозь сито,
Снег летел, как мука, - плавно, медленно, сыто.. .
Грузовик отмахал уже многие версты.
Освещали ракеты неба черного купол.
Тот же самый кусок - ненадкушенный, черствый-
Лейтенант в том жесамом кармане нащупал.
Потому что жена не могла быть иною
И кусок этот снова ему подложила,
Потому что бы ла настоящей женою,
Потому что ждала, потому что любила.
Грузовик по мостам проносился горбатым,
И внимал лейтенант орудийным раскатам.
И ворчал, что глаза снегом застит слепящим,
Потому что солдатом он был настоящим.
В. Лифшиц.
Был следователь тонкий меломан,
По-своему он к душам подбирался.
Он кости лишь по крайностям ломал,
Обычно же допрашивал под Брамса.
Когда в его модерный кабинет втолкнули их,
То без вопросов грубых,
Он предложил "Дайкири" и конфет,
А сам включил, как бы случайно "Грюндинг"...
И задышал проснувшийся прелюд,
Чистейший, как ребенок светлоглазый,
Нашедший неожиданный приют
В «батистовской» тюрьме под Санта-Кларой.
...Их было двое. Мальчик лет семнадцати,
Он рано верить перестал Христу
И дёру дал из мирной семинарии,
Предпочитая револьвер кресту.
Теперь стоял он мрачно, непреклонно,
С презрительно надменным холодком.
И лоб его высокий, непокорно,
Грозил колючим рыжим хохолком.
И девочка, и тоже лет 17-ти,
Она из мира благородных дам,
Из мира нудных лекций по семантике
Бежала в мир гектографов и бомб.
И отвлеченно, в платье белом-белом,
Она стояла перед подлецом,
И черный дым волос парил
Над бледным, голубовато-фресковым лицом.
Но следователь ждал: он знал что музыка,
Пуская в ход все волшебство своё,
Находит в душах щель, пусть даже узкую,
И властно проникает сквозь неё.
И там она ей полная владычица,
Она с собой приносит целый мир,
Плодами этот мир в ладони тычется,
Листвой шумит и птицами грешны,
Там отливают лунным плечи, шеи,
Там пароходов огоньки горят.
Он, как самою жизнью, искушенье,
И люди жить хотят и ...говорят!
И вдруг заметил следователь: юноша
На девушку по-странному взглянул,
Как будто, что-то понял он, задумавшись
Под музыку, под плеск и ее гул.
Зашевелил губами он, забывшийся,
Сдаваясь, вздрогнул хохолок на лбу,
И следователь был готов записывать,
И вдруг услышал тихое: "люблю... ".
И девушка, открыв глаза огромные,
Как будто не в тюрьме, а на пиру,
Где пальмы, птицы и цветы багровые,
Приблизившись, ответила: «люблю… »
Им Брамс помог.
Им, а не их врагам.
И следователь в ярости на Брамса
Бил юношу кастетом по губам,
Стараясь вбить его «люблю» обратно.
...Я думаю о вечном слове том,
Его мы отвлеченно произносим,
Обожествляем, а при всем при том
Порою слишком просто произносим.
Я, глубоко в себя, его запрячу,
Я, буду помнить, тверд, неумолим,
Что вместе с ним уходят в бой за правду,
И побеждают, вместе с ним...
Muzaffar --Denau--
Muzaffar --Denau--
462
Война, вокзал и слезы расставанья
Твои глаза и эшелон на фронт
Ты тихо прошептала до свиданья
А я ответил, если повезет

Ну, а в пути душа, воспоминание
Как мы гуляли ночи напролет
И наше с тобой первое свидание
И робкий поцелуй, там у ворот

В мой первый бой я рвался без сомненья
Что пуля мое сердце не найдет
Как будто завтра снова воскресенье
Как будто не воина сейчас идет

А в сорок пятом Прага, ликование!
Я сквозь войну любовь твою пронес
Но вызвали вдруг срочно на дознание
И я узнал, что на меня донос

Мой следователь был один из этих
Что прячутся за спинами солдат
Воюют только сидя в кабинете
Забрасывая души прямо в ад

И вот Сибирь, раскинулась широко
Долиной звезд, и сединой лесов
Пятнадцать лет в далекое – далеко
Без права переписки, - на засов.