РОМАНЫ ПРО ХУДОЖНИКОВ... какие больше тронули вашу душу?... и чем? ЛУНА И ГРОШ.. . ЖАЖДА ЖИЗНИ... ТВОРЧЕСТВО...

Наибольшее впечатление произвёл роман Мережковского о Леонардо да Винчи из трилогии "Христос и Антихрист". Ещё-"Памятник крестоносцу" и "Гойя",конечно. Из менее известных, но тоже очень качественных-"Арфа и бокс" В. Голявкина и "Портрет героя" М. Мечева. Чем тронули душу? Самим фактом наличия на свете столь своеобразно думающих, видящих и чувствующих людей.

Карел Шульц "Камень и боль" о Микеланджело.

"Гойя или тяжкий путь познания". Лион Фейхтвангер.

Мне понравился пересказ писем Ван Гога Диной Рубиной в её произведении-Холодная весна в Провансе--сами письма. комментарии писательницы. её рассуждения в диалоге с мужем художником. всё это происходит в холодном путишествии по Провансу. и местам где жил и творил Ван Гог. При этом создаётся и ощущается потрясающий эффект личного присутствия в этом путишествии как будто и в прошлое самого художника.

А вот неожиданный наверное ответ от меня? - "Памятник крестоносцу" Кронина! Произвел большое впечатление. Кронин очень талантлив, я рада, что познакомилась с ним. Безумно жаль Десмонда, что его не поняли не только окружающие, но даже родители, что много препятствий пришлось преодолеть, чтобы идти к своей цели. И в то же время, он достоин восхищения за упорство, мужество. Отец лишает его средств за непослушание (что не пошел в священники) , но он не сдается. Его картины были осмеяны, даже порваны, но он идет к своей цели, он творит. До конца своей жизни он обречен на жалкое существование и непонимание. А родной отец, мне кажется, даже после смерти не оценил труд сына. А общество? Оно оценило или пошло на поводу у моды, внезапно возникшей на его картины?

Самый запоминающийся и пронзительный момент книги:

Как часто за последние годы приходилось ему слышать хвалы своему сыну! Сначала робкие, они все возрастали, сливаясь в громкий хор, и высокопарные слова вроде тех, что только что произносила молодая наставница, повторялись снова и снова. Категорические суждения недругов, мнивших себя знатоками, были наконец опровергнуты, то, что считалось безнадежной неудачей, получило признание, и вот его сын, Стефен, — великий художник… Да, даже такое слово, как «гений» , без оглядки пускалось теперь в ход. Но настоятель, думая об этом, не испытывал ни гордости, ни торжества — лишь смутную, тревожную печаль. И, вспоминая муки и разочарования целой жизни, слишком поздно, лишь посмертно, увенчанной признанием, он спрашивал себя: стоила ли игра свеч? Стоит ли хоть одна картина на свете — пусть даже величайшее произведение искусства, — чтобы за нее платить такой ценой? Что же такое, в конце концов, красота, ради которой люди готовы перенести столько страданий и даже пожертвовать жизнью, подобно святым мученикам, умиравшим когда-то за веру? Бертраму казалось, что этот спор между жизнью и искусством никогда не будет разрешен.

Пристально вглядываясь в висевшие перед ним полотна, он тщился открыть в них достоинства, которых не сумел обнаружить прежде, и медленно, печально покачал головой. Он и теперь их не видел. И снова он покорно склонился перед мнением специалистов, как уже склонился однажды, много лет назад, хотя в сущности творения его сына по-прежнему оставались для него непостижимыми, оставались такой же загадкой, какой был для него и сам сын всю жизнь, в каждом своем поступке, а превыше всего — в последние минуты, когда он с такой поразительной, необъяснимой беспечностью принял свою кончину, не проявив при этом ни малейшего сожаления или раскаяния. Об этих последних минутах настоятель не мог вспоминать без тупой боли в сердце.

Не совсем про художников, но в "Бремя страстей человеческих" Моэма есть немного про них. Очень зацепило:

- Люди просят высказать мнение, а ждут только похвалы. Да и какой смысл давать чему-нибудь оценку? Что за важность - хороша или плоха ваша картина?
- Это важно знать мне.
- Неправда. Картины пишут только потому, что не могут не писать. Это такая же функция организма, как и всякая другая, только она присуща далеко не всем людям. Картины пишут для себя; в противном случае надо кончать самоубийством. Вы только вдумайтесь: тратишь бог знает сколько времени, чтобы выразить что-то на холсте, вкладываешь в это все силы своей души, а чем все это кончается? В девяти случаях из десяти картину не примут в Салон, а, если ее и возьмут, посетитель взглянет на нее мимоходом - и только; если вам повезет, ее купит какой-нибудь безграмотный болван, повесит на стенку и перестанет замечать, как свой обеденный стол. Критика не имеет к художнику никакого отношения. Она рассматривает явления искусства объективно, а объективность художника не интересует.
Клаттон прикрыл руками глаза, словно для того, чтобы получше сосредоточиться на том, что он хочет сказать.
- Художник получает свое особое ощущение от видимого мира и не может не выразить его; он сам не понимает, почему это ощущение он выражает при помощи линий и красок. С музыкантом происходит то же самое: стоит ему прочесть несколько строк, как в голове у него возникает комбинация звуков; он не знает, почему те или иные слова вызывают в его воображении те или иные звуки, но это так. И я могу привести вам еще один довод в пользу того, что всякая критика бессмысленна: великий художник заставляет людей видеть природу так, как видит ее он; но приходит следующее поколение, и другой великий художник видит мир уже по-иному, современники же судят о нем не по его законам, а сравнивая его с предшественником. Так, например, барбизонцы [барбизонская школа - направление живописцев-пейзажистов (Т. Руссо, Милле, Коро и др.) , работавших в деревне Барбизон, близ Парижа, в 30-60-х гг. XIX века] учили наших отцов смотреть на деревья определенным образом, а, когда появился Моне и стал писать иначе, люди сказали: "Но ведь деревья совсем не такие! " Им было невдомек, что деревья всегда такие, какими предпочел увидеть их художник. МЫ РИСУЕМ, ИЗНУТРИ ПРИБЛИЖАЯСЬ К ВНЕШНЕМУ МИРУ; если нам удается навязать свое видение другим, нас зовут великими художниками; если не удается, нас не признают, НО МЫ-ТО САМИ ОСТАЕМСЯ ТАКИМИ, КАК ЕСТЬ. Величие или ничтожество не играют для нас никакой роли Неважно, какая судьба постигнет нашу работу: мы получили от нее все, что она могла нам дать, покуда мы ее делали.

Филипу тоже захотелось заглянуть в будущее, и он увидел Клаттона через двадцать лет - желчного, одинокого, одичавшего и никому не известного; он по-прежнему живет в Париже, потому что это существование стало для него привычным, командует маленьким cenacle [кружок последователей одного художественного направления (фр.)] , который боится его беспощадного, как бич, языка, враждует с самим собой и со всем миром, почти ничего не делает из-за все возрастающего требования совершенства, которого не может достичь, и в конце концов спивается. Последнее время Филипа грызла мысль, что, раз человеку дана только одна жизнь, ему нужно добиться в ней успеха; но под успехом он подразумевал не деньги, не славу; он еще не очень отчетливо понимал, что это такое - может быть, богатство переживаний или наиболее полное Проявление своих способностей. Ему было ясно, что Клаттону суждена жизнь неудачника. Единственным оправданием были бы нетленные шедевры. Он вспомнил причудливое сравнение жизни с персидским ковром, которое как-то привел Кроншоу (Филип часто о нем раздумывал) ; Кроншоу тогда только улыбнулся своей улыбкой сатира и отказался раскрыть смысл этой метафоры; он сказал, что каждый должен сам понять ее значение, не то она теряет всякий смысл.. . Вот это желание преуспеть в жизни и рождало у Филипа неувереннос