Образно о пище земной..Что сказало искусство? см. цитату.

Они не захотели остаться в Онлирии, потому что там нельзя было им обняться,
даже поцеловаться, и вернулись в пространство Онлирской Сибири, чтобы иметь
возможность прикасаться друг к другу губами в поцелуе или просто руками,
помогая перепрыгнуть через поваленное дерево или, как в самом начале
безсмертного путешествия, — при них еще был живой конь, — подсаживая Ревекку в
седло или ловя ее, когда она со счастливым смехом валилась с этого высокого
седла в объятия Андрея. Но по пути лошадь умерла от старости. Поцелуев и
всяких других прикосновений, коих хотелось женщине и мужчине, полюбивших друг
друга, испробовано было неисчислимое множество. Постепенно и это сошло на нет,
само собою прекратилось, перестав ощущаться из-за бесконечного их повторения,
околевшую лошадь оставили прямо на черном льду какого-то зимнего озера, там,
где настиг ее конец, а сами онлирские невозвращенцы направились дальше... И
никто ничего отнять у них не мог, поэтому они постепенно забыли о
пронзительной радости человеческого счастья, которое не есть видимая вещь
жизни, но всегда является тенью окончательной и беспредельной утраты.
И вот, наскучившись без обычных человеческих радостей, которые ежедневно
доступны были даже безобразно состарившимся бабам тунгусского таежного
обывателя, Андрей и Ревекка приняли из их рук деревянные долбленые блюда с
горой наваленной, дымящейся паром рыбы. Они стали есть — и пища земная, в
которой гости не нуждались раньше, теперь буквально их потрясла. И даже
показалось — Ревекке? или Андрею? — что хорошая пища земная, на которую для
одних живых тварей идут другие живые, — еда человеческая ничуть не хуже, чем
их любовь земная, телесная, тесно соприкасательная, непременно забирающая всю
устремительную силу мужского нетерпения в нежное лоно женского приятия.
И только насытившись гибельной земной пищей, они заметили — сначала Ревекка,
она толкнула под локоть Андрея и глазами указала ему на вытянутые к огню руки
одной из тунгусских старух, та зажимала ими дровяное полено, собираясь
забросить в огонь, — и на этих руках были не пальцы, а какие-то белые
огрызочные култышки... Анатолий Ким. Остров Ионы, метароман

o Я мощен ещё, я злораден, я весел, я жив, \ Пусть выцвел зрачок и потрескалась скрипка гортани, \ Я тем отомщу тебе, Лейден, что, рук не сложив, \ Умру не в тебе, а в заплёванном жизнью квартале. Михаил Крепс 1977 "У Голубой лагуны". Том 4Б ЛЕЙДЕН